Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - Джудит Макрелл
Но Тамара оказалась упрямой, и противостояние с родственниками лишь укрепило ее решимость обладать возлюбленным, а поскольку тот все еще не сделал ей предложения, она решила взять инициативу на себя. Доподлинно неизвестно, когда они с Тадеушем стали любовниками, но весной 1916 года, когда Тамара, торжествуя, прошествовала к алтарю, она была уже беременна.
Свадьба вышла сказочной. Тамара плыла по часовне, где собрался весь высший свет и высокопоставленные иностранные гости; шлейф подвенечного платья, если верить ее словам, тянулся от алтаря до входа. Семейная жизнь тоже поначалу напоминала сказку. Тадеуш охотно распрощался с холостяцкой свободой: с приданого Тамары они смогли позволить себе квартиру на одной из самых модных улиц города – улице Жуковского, и даже рождение Марии Кристины, появившейся на свет в сентябре 1916 года и прозванной Кизеттой, не помешало супружескому счастью.
Как только позволили приличия, Тамара отправила малышку к Мальвине в Москву, а сама осталась с Тадеушем и продолжила жить в свое удовольствие. Несмотря на войну и ухудшающуюся политическую ситуацию, жизнь в Петрограде по-прежнему била ключом. Театры собирали полные залы, шампанское лилось рекой, женщины щеголяли парижскими нарядами и бриллиантами, город гудел. Самым популярным заведением у модной молодежи, к которой причисляли себя Лемпицкие, тогда было кабаре «Привал комедиантов» – громадный дворец удовольствий с несколькими обеденными залами, декорированными в стиле монмартрских бистро и венецианских палаццо, и ежевечерними развлекательными программами с участием сатириков, живых картин, поставленных художниками-футуристами, и оркестров, игравших популярные американские мелодии.
Все эти радости жизни занимали Тамару куда больше печальных новостей с фронта и падающего курса рубля. Она не обращала внимания на дефицит еды и угля, коснувшийся большинства жителей Российской империи, когда архаичные системы распределения рухнули; она даже не замечала, что всего в километре от ее изнеженного мира на улицах рыскали в поисках объедков голодные дети. Но весной 1917 года не видеть происходящее стало невозможно. Несколько последовательных стачек и массовое дезертирство из армии привели к отречению царя от престола, а власть поделилась между новым Временным правительством и левым Петроградским советом рабочих. Друзья и соседи Тамары ударились в панику, многие паковали вещи и уезжали. Город балансировал на грани анархии, но все боялись революционной большевистской партии и ее руководителя Владимира Ленина, который находился в ссылке и поджидал удобного политического момента.
Морис Штифтер перевел в иностранные банки все, что успел; они со Стефой готовились к переезду в Данию, куда уже уехали Мальвина, Кизетта и Адрианна. Они умоляли Тамару отправиться с ними, но та, хоть и видела зревшую вокруг опасность, предпочитала слушать уверенные заявления мужа и его друзей. Те утверждали, что после краткой ожесточенной борьбы контрреволюционеры – «белые» – вернут царя на трон. Показное геройство Тадеуша сулило Тамаре драму, которой та всегда жаждала: она уже представляла, как стоит с ним бок о бок, пока он сражается за дело императора. Когда она наконец вынуждена была признать, что ей угрожает реальная опасность, в городе не осталось никого, кто мог бы ей помочь.
Все лето баланс сил колебался, а в октябре Ленин и большевики захватили город, подавили оппозицию силами тайной полиции – Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК). Чекисты, как их прозвали в охваченном ужасом Петрограде, хватали всех, кто поддерживал правых и царя и обладал сколько-нибудь высоким достатком; неудивительно, что Тадеуш оказался в их списке. Однако, когда за ним пришли, он как будто этого совсем не предвидел. Тамара рассказывала, что они занимались любовью, когда дверь в их квартиру вышибли и в спальню вломились чекисты в кожаных плащах. Ей пришлось завернуться в простыню.
Чекисты начали обыск; искали компрометирующие документы и, хотя ничего не нашли, Тадеушу велели одеться и под дулом пистолета вывели на улицу, где ждала машина. Тамара выбежала следом и жалобно умоляла, чтобы мужа освободили, но ее ударили, и она в полуобмороке упала в покрытый ледяной коркой сугроб. Когда она пришла в себя, Тадеуша увезли; с отвращением и страхом она заметила, что рядом валялись останки дохлой лошади. В то время на петроградских улицах часто можно было увидеть трупы животных, собак и лошадей, которых обнищавшие хозяева больше не могли кормить и просто бросали на улице, где те умирали с голоду, а после их растаскивали на мясо. Раньше Тамара всегда отводила взгляд, но сейчас истерзанная туша оказалась совсем рядом и словно символизировала ее собственное жалкое положение.
Хотя в предшествующие месяцы Тамара вела себя наивно и упорно не желала замечать очевидного, в дни после ареста Тадеуша она проявила недюжинную храбрость. Она знала, что чекисты могли за ней вернуться – верных жен контрреволюционеров тоже сажали. Даже если бы ей удалось избежать ареста, теперь она осталась одна в городе, где выживать с каждым днем становилось все сложнее. Слуги сбежали, она не знала, где достать еду и уголь, и не представляла, долго ли сможет оставаться в своей квартире, так как в городе началась кампания по выселению неугодных жильцов.
Первым побуждением было бежать из России в Копенгаген и присоединиться к родственникам, но сначала она решила отыскать Тадеуша. В городе остались иностранные дипломаты; с некоторыми она была знакома лично и, начав обход посольств на Миллионной, поначалу надеялась на успех. Однако все эти люди, которые еще недавно вели себя с ней так обходительно и были готовы услужить, теперь ничем не могли ей помочь. Они и сами оказались в подвешенном состоянии: Ленин не гарантировал, что сохранит прежние дипломатические связи Российской империи. В итоге Тамару согласились принять лишь в шведском консульстве.
В прошлом году консул Швеции присутствовал на ее свадьбе, и Тамара надеялась, что тот ее хотя бы выслушает. Но ее ждало настоящее унижение, если не сказать пытка. Когда ее проводили к консулу, тот лакомился роскошным сытным ужином; видимо, в городе все-таки остались люди, которых не коснулся дефицит. От витавших в кабинете ароматов Тамаре, давно не видавшей нормальной еды, стало дурно, но консул не обратил внимания на ее несчастный вид и как ни в чем не бывало велел ей сесть, разделить с ним трапезу и рассказать о своем затруднении. Он также недвусмысленно намекнул, что готов помочь в обмен на услуги сексуального характера.
Рассказывая эту историю, Тамара утверждала, что, как только вышла из посольства, ее стошнило на улице – то была реакция на еду и оскорбительное предложение консула. Но как бы скверно она себя ни чувствовала, консул уговорил ее довериться ему, и она неохотно приняла его помощь. Он заверил, что Тадеуш должен быть
