Невероятная жизнь Фёдора Михайловича Достоевского. Всё ещё кровоточит - Паоло Нори

«В ее догматике, как известно, особую роль играет отвергнутая Римской церковью идея Оригена об апокатастасисе – принятии в рай каждой души. Лесков находился под большим влиянием Оригена. <…> В духе русских народных верований он понимал воскресение не как просветление, а скорее как избавление от колдовства».

То есть, если я правильно понимаю, в сказочном мире Лескова после смерти все попадают в рай, жизнь людей он понимает как колдовство, а смерть – как желанное избавление от этого колдовства.

И умирающего Гоголя, много страдавшего в жизни, такая возможность, мне кажется, должна была утешить.

5.22. Недостаток смирения и благочестия

Николай Гоголь, родившийся в Украине, долгое время живший в Петербурге и позднее в Риме, умер в Москве 21 февраля 1852 года в возрасте сорока двух лет, переживая глубокий духовный кризис: если в двух словах – он винил себя в недостатке смирения и благочестия.

5 февраля 1852 года Гоголь начинает говеть.

11 февраля[36] он сжигает (во второй раз) рукописи второй части «Мертвых душ».

На следующее утро он уверяет друзей, что это лукавый довел его и заставил сжечь тетради.

С 18 февраля Гоголь перестает вставать с постели и отказывается от еды. 20 февраля, после консилиума, в котором участвовали пять профессоров медицины и врач, решено было лечить его насильно. Гоголя сажают в теплую ванну и поливают голову холодной водой.

Владимир Набоков начинает книгу «Николай Гоголь» с цитаты из гоголевских «Записок сумасшедшего», входивших в «Петербургские повести», видя в этом отрывке прямую параллель с тем, как обращались с умирающим Гоголем:

«Нет, я больше не имею сил терпеть! – писал Гоголь в 1835 году в „Записках сумасшедшего“. – Боже! что они делают со мною! Они льют мне на голову холодную воду! Они не внемлют, не видят, не слушают меня. Что я сделал им? За что они мучат меня? Чего хотят они от меня, бедного? Что могу дать я им? Я ничего не имею. Я не в силах, я не могу вынести всех мук их, голова горит моя, и все кружится предо мною. Спасите меня! возьмите меня! Дайте мне тройку быстрых, как вихорь, коней! Садись, мой ямщик, звени, мой колокольчик, взвейтеся, кони, и несите меня с этого света! Далее, далее, чтобы не видно было ничего, ничего. Вон небо клубится передо мною; звездочка сверкает вдали; лес несется с темными деревьями и месяцем; сизый туман стелется под ногами; струна звенит в тумане; с одной стороны море, с другой Италия; вон и русские избы виднеют. Дом ли то мой синеет вдали? Мать ли моя сидит перед окном? Матушка, спаси твоего бедного сына! урони слезинку на его больную головушку! посмотри, как мучат они его! прижми ко груди своей бедного сиротку! ему нет места на свете! его гонят! Матушка! пожалей о своем больном дитятке!.. А знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?»

После обливания головы холодной водой больному ставят пиявки и укладывают в постель.

В результате назначенного профессорами лечения Гоголь впал в беспамятство и вскоре умер.

Это произошло 21 февраля 1852 года в Москве. Ему было сорок два года.

5.23. Выбранные места

«Выбранные места из переписки с друзьями» – последняя книга, изданная при жизни писателя: это собрание писем Гоголя своим друзьям. Из переписки становится понятно, что он придерживался идей, о которых никто даже не подозревал.

В первом письме, например, находим рассуждения Гоголя о роли женщины в обществе, из которых следует, что «большая часть взяток, несправедливостей по службе и тому подобного, в чем обвиняют наших чиновников и нечиновников всех классов, произошла или от расточительности их жен, которые так жадничают блистать в свете большом и малом и требуют на то денег от мужей, или же от пустоты их домашней жизни. <…> Мужья не позволили бы себе и десятой доли произведенных ими беспорядков, если бы их жены хотя сколько-нибудь исполняли свой долг».

Если сравнивать с тем, какая роль отводится женщинам в романах Достоевского, то нельзя не согласиться с Белинским: Достоевский пошел дальше Гоголя.

Мы процитировали первое письмо, но открывается книга не им, а завещанием Гоголя, которое предваряется предисловием.

«Прилагаю самое завещание, – читаем в предисловии, – с тем чтобы в случае моей смерти, если бы она застигла меня на пути моем, возымело оно тотчас свою законную силу, как засвидетельствованное всеми моими читателями. <…>

Сколь бы ни была моя книга незначительна и ничтожна, – пишет Гоголь ниже, – но я позволяю себе издать ее в свет и прошу моих соотечественников прочитать ее несколько раз; в то же время прошу тех из них, которые имеют достаток, купить несколько ее экземпляров и раздать тем, которые сами купить не могут, уведомляя их при этом случае, что все деньги, какие перевысят издержки на предстоящее мне путешествие, будут обращены, с одной стороны, в подкрепление тем, которые, подобно мне, почувствуют потребность внутреннюю отправиться к наступающему Великому Посту во Святую землю и не будут иметь возможности совершить его одними собственными средствами, с другой стороны – в пособие тем, которых я встречу на пути уже туда идущих и которые все помолятся у Гроба Господня за моих читателей, своих благотворителей».

Также Гоголь просит в завещании сделать ему одолжение и не ставить надгробный памятник.

Он просит прощения за опубликованные ранее сочинения: «Одна моя поспешность и торопливость были причиной тому, что сочинения мои предстали в таком несовершенном виде и почти всех привели в заблуждение насчет их настоящего смысла».

Таким образом, во вступлении к «Выбранным местам из переписки с друзьями» Гоголь снова делает то, что проделывал уже неоднократно, например, после выхода комедии «Ревизор», вызвавшей споры в печати: берется объяснять истинный смысл своего произведения.

«Пушкин, – пишет Набоков, – просто оскалил бы свои ослепительные негритянские зубы в добродушной усмешке и воротился к неоконченной рукописи очередного шедевра. Гоголь же поступил так, как и после провала „Кюхельгартена“, – сбежал, вернее, уполз за границу.

Но если б только это! Он позволил себе худшее, что может позволить себе писатель в подобных обстоятельствах: попытался объяснить в печати те места своей пьесы, которые критики либо не заметили, либо превратно истолковали. Гоголь, будучи Гоголем и существуя в зеркальном мире, обладал способностью тщательно