Виктор Леонов - Лицом к лицу

Знают ли отдыхающие в кубрике разведчики, где мы сейчас находимся? Может быть, по движению катера догадываются, что мы забрались в пасть зверя, и кое-кого тревожит исход этого рейда?

- Все в порядке, - спокойно говорит Шабалин. - Посты СНИС решили, что это их катер вернулся с задания. Прошел, не заметив сигналов. А как же иначе? Разве отважится советский катер заходить в Босс-фьорд, на верную гибель? Так они рассудили, и в этом, Виктор, наше преимущество. Сейчас дело за вами. Тихо сработаете - тихо уйдем. А начнется заваруха со стрельбой - сам понимаешь: пасть сомкнется...

Я жму руку Шабалину и быстро спускаюсь в кубрик.

Мы высадились на пустынный берег.

Иван Лысенко и еще два матроса ушли в разведку, остальные залегли, замаскировались в камнях. Беспокоимся за катерников - им труднее маскироваться.

Прошло немного времени, и Лысенко привел норвежского рыбака из ближнего населенного пункта. Он подтвердил, что поселок Босс-фьорд находится в километре от нас, а крайний дом, подход к которому Лысенко уже успел обследовать, занимают два немецких моряка из экипажа катера. Рыбак видел этих моряков сегодня вечером. Они вернулись с плавания.

Я разбил отряд на две группы - захвата и прикрытия. Со второй остался мой помощник, лейтенант Кокорин.

Первыми ушли к поселку разведчики мичмана Никандрова.

- Только, чтоб без шума! - строго предупреждаю их. - Оружие пускать в ход в самом крайнем случае.

Мичман молча кивнул и, построив группу, увел ее в горы.

Связываемся с Шабалиным. Он одобряет наш план и тихо следует к поселку, прижимая катер почти к самому берегу фьорда.

Без шума все же не обошлось, хотя разведчики в этом нисколько не были повинны. Группа Никандрова выволокла из дома связанных по рукам "языков". Они барахтались, упирались ногами в землю, но кричать не могли: кляпы во рту лишили их голоса. Завидев нас, "языки" присмирели и. уже не сопротивляясь, пошли вперед.

Мы спускались к берегу между двумя скалами и вдруг услышали внизу песню. Свернуть некуда, а отходить нет смысла. Остается только ждать приближения певцов.

Мы замерли на месте, прижавшись к скалам, готовые по первой тревоге открыть огонь. А песня, хоровая, протяжная, нарастала. Ее пели молодые голоса. Наконец, мы увидели молодых норвежцев, парней и девушек, возвращавшихся, должно быть, с вечеринки.

Норвежцы нас заметили, когда подошли вплотную. Они остановились, нестройно оборвав песню, потом молча, приглушив шаги, прошли мимо, вглядываясь в каждого из нас Мы были одеты в белые маскхалаты. Автоматы обмотаны марлей, гранаты спрятаны в белых сумках. Среди нас были только двое в черном: пленные немецкие моряки,

Эта немая сцена длилась две - три минуты.

Я ждал, когда норвежцы удалятся, чтобы продолжать движение. Но замыкавший группу высокий парень остановился недалеко от нас, повернулся, поднял сжатую в кулак руку и что-то громко сказал. По тону мы поняли, что он нас приветствует. И тотчас же, в ответ ему, опять возникла песня, но уже не тягучая, как раньше, а бодрая, похожая на марш.

Это была песня борцов сопротивления.

Мы не раз слышали ее потом, уже восемь месяцев спустя, когда начался освободительный поход в Норвегию. Ее распевали на митингах и на собраниях. Я запомнил лишь последние строчки припева:

Свободные мысли

Не выследит Квислинг.

Мы к синим фьордам уходим...

Синие фьорды!.. При свете полярного солнца норвежцы, вероятно, видели их синими, голубыми, ласковыми. Но нам в ночных разведках они представлялись черными-черными...

Песня замерла в горах.

Мы спустились к берегу, и вскоре катер, разрезая черную гладь Босс-фьорда, пошел на север. С постов снова запросили сигналы. Мы опять не ответили и на полном ходу вырвались в открытое море.

Может быть, позади нас, в Босс-фьорде, уже началась боевая тревога? Но если бы даже посты на мысах открыли стрельбу, мы бы все равно ее не услышали в неистовом свисте ветра, который обрушился на катер, как только он покинул фьорд. Штормовое море взъярилось. Вскоре борта и палубы обледенели, и мы стали скалывать лед с катера, замедлившего ход.

Шли к своей базе долго, и до самого рассвета на палубе продолжался аврал.

Так встретили мы двадцать шестую годовщину Советской Армии.

Сдав "языков", разведчики получили заслуженный отдых. Но в тот день никому не хотелось расходиться по кубрикам. Я и Шабалин пошли на праздничный офицерский обед. Главный распорядитель за столом, тамада, поднял первый тост за разведчиков и их боевых друзей-катерников.

- Когда подводники топят вражеское судно, - сказал он, - мы преподносим им жареных поросят. Это стало традицией. Морских разведчиков положено угощать жареными языками. Но эти "сурте дьяволе" наловчились таскать столько "языков", что интенданты завопили: "Не можем, говорят, управиться! Замените языки другим блюдом!"

* * *

..."Сурте дьяволе" совершали рейды к берегам Норвегии до наступления весны.

В норвежских походах мы не имели потерь - сказалось возросшее мастерство морских разведчиков. Катера возвращались в базу с большим числом пассажиров, чем их было на борту, когда уходили в рейд, так как принимали еще захваченных "языков".

Адмирал флота поблагодарил нас за боевые успехи и подчеркнул три фактора, которые эти успехи обеспечили: скрытность, внезапность, дерзость.

Отряд получил короткий отдых, вслед за которым должна была начаться серьезная подготовка к новым, еще более серьезным операциям.

Уже миновало лето 1944 года. Наши войска очищали от оккупантов Украину, Белоруссию, перешли рубежи СССР на границах с Румынией, Польшей. Мы знали: скоро последует сокрушительный удар по северной группировке фашистских войск. Жители Северной Норвегии встречали первых советских морских разведчиков как вестников скорого освобождения от фашистской тирании.

До окончания круглосуточного полярного дня еще оставался значительный срок, и мне предоставили отпуск для поездки в Зарайск, к родителям, с которыми я не виделся более пяти лет.

На время отпуска я сдал дела лейтенанту Кокорину. В политотделе мне сказали, что скоро в отряд пришлют нового заместителя командира по политической части.

Перед решающим ударом

1

Иван Гузненков, высокий, худой, в короткой до колен, серой шинельке пехотинца, с солдатским вещевым мешком за спиной, шел к нам в отряд и еще в дверях столкнулся со старшиной первой статьи Иваном Поляковым. Лучше бы Полякова в тот день не назначали в наряд...

- Куда прешь, пя-хо-та! - преградил старшина дорогу Гузненкову. - С курса сбился? Не видишь, кто тут располагается?

- Отставить! - резко скомандовал Гузненков и чуть щелкнул каблуками. - Как фамилия?