Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов
В своих мемуарах, опубликованных позже в эмигрантском журнале «Иллюстрированная Россия», Алексинский вспоминал, что в те дни Врангель жаловался на сильное нервное возбуждение, которое его страшно мучило: «Меня пугает мой мозг… Я не могу отдохнуть от навязчивых ярких мыслей… Мозг против желания моего лихорадочно работает, голова все время занята расчетами, вычислениями, составлением диспозиций… Картины войны все время передо мною, и я пишу все время приказы, приказы, приказы…»
25 апреля 1928 года генерал-лейтенант барон Врангель скончался. 28 апреля состоялись грандиозные похороны на брюссельском кладбище Иксель. В отпевании и похоронах участвовали многие выдающиеся дореволюционные парламентарии России. Среди сотен венков был и такой: «Вождю и другу П.Н. Врангелю. И. Алексинский» с лентой цветов русского национального флага… Через три месяца прах барона перенесли в постоянный склеп на кладбище Сен-Жиль, а еще через год переправили в Белград, где он был захоронен в православном храме Св. Троицы.
В 1930 году Алексинскому пришлось стать невольным участником еще одной драмы, связанной с русской белой эмиграцией. 26 января 1930 года лидер Русского общевоинского союза (РОВС) генерал А.П. Кутепов вышел из своей квартиры на улице Руссе в Париже и направился пешком в воинскую церковь русского Союза галлиполийцев, где он, однако, так и не появился.
Тщательное расследование показало: примерно на полдороге к генералу подъехали два автомобиля и какие-то люди затолкали его в машину.
Через несколько часов похожие автомобили видели на одном из пляжей между Кобургом и Тревиллем на берегу Ла-Манша. По свидетельству очевидцев, некий продолговатый предмет был погружен на моторную лодку и отправлен на стоявший неподалеку советский пароход «Спартак», неожиданно ушедший из порта Гавра днем раньше…
Версия о похищении лидера РОВСа агентами советских спецслужб стала тогда преобладающей. В комментариях не было недостатка; в числе прочих обратились и к Алексинскому, хорошо знавшему и неоднократно лечившему генерала. Оценка выдающегося врача была более чем пессимистична: по его мнению, Кутепова, скорее всего, уже нет в живых, так как из-за тяжелого фронтового ранения в грудь организм генерала не мог вынести анестезии, а потому применение похитителями эфира или хлороформа могло оказаться для него смертельным…
Драматическое похищение генерала Кутепова (в 1937 году большевистскими агентами будет похищен новый руководитель РОВС генерал Е.К. Миллер) заставило многих снова вспомнить необычные обстоятельства смерти барона Врангеля. Вспомнили, что незадолго до странной болезни в доме Врангеля появился якобы брат вестового барона, Я. Юдихина, о котором тот ранее никогда не вспоминал. «Брат» служил фельдшером на советском судне, стоявшем в порту Антверпена, и прожил в доме Врангеля всего одни сутки, после чего исчез. На следующий день барон заболел…
В своих мемуарах, надиктованных уже после Второй мировой войны, В.В. Шульгин добавил важную информацию о подлинной позиции И.П. Алексинского по поводу «странной болезни» Врангеля. Шульгин вспомнил: «Алексинский допускал, что Врангелю дали отравленный черный кофе. Отравленный особым ядом: теми же бациллами, которыми он болел». Если это так, то позиция Алексинского в период болезни Врангеля и сразу после его смерти становится более понятной: опытнейший врач прекрасно понимал «ненормальность» болезни, но не посчитал возможным говорить об этом ни умирающему другу, ни его близким, ни – тем более – поддерживать в средствах информации деморализующую эмиграцию версию о «происках вездесущих большевиков».
Можно только догадываться, что испытывал И.П. Алексинский, видя, как один за другим уходят в могилу или бесследно исчезают близкие люди, с которыми он связывал перспективы борьбы за возрождение России. Вслед за Врангелем в 1929 году на своей вилле под Ниццей скончался великий князь Николай Николаевич; в 1930 году – князь Григорий Николаевич Трубецкой, мыслитель и дипломат, человек, очень близкий к Алексинскому…
Однако самая большая трагедия произошла в конце 1929 года. 27 ноября скончалась от быстротечной чахотки любимая дочь и ближайшая соратница Ивана Павловича Надежда Ивановна Алексинская. Во время Мировой войны она, еще студентка, работала сестрой милосердия рядом с отцом; диплом врача получила в 1917 году, снова работала во фронтовых госпиталях по распределению. Зимой 1920 года перешла границу, стремясь на Балканы, поближе к отцу, четыре года проработала врачом в русском госпитале в Панчеве (Сербия). Потом перебралась в Париж, где работала вместе с отцом в Русско-французском госпитале в Вильжюиф и в их семейной клинике в Нейи. Профессор клиники С.С. Абрамов уже после ее кончины вспоминал, как однажды Надежда Алексинская принесла ему для консультации образцы мокроты якобы одного из пациентов (а на самом деле свои собственные), спокойно выслушала приговор. Через четыре месяца ее не стало…
Отпевание прошло в парижском православном соборе св. Александра Невского на улице Дарю; похоронили Надежду Алексинскую на кладбище в Нейи. Видный деятель эмиграции, бывший депутат трех дореволюционных дум Н.Н. Львов был поражен тем, сколько разных людей, ранее никогда в жизни не общавшихся, пришло на похороны: «Храм на рю Дарю был переполнен молящимися. И старые, и молодые, и жены, и дети – все растроганные, все в слезах. Хоронили не крупного общественного деятеля, не заслуженного государственного человека, не знаменитого писателя и художника. Хоронили молодую русскую женщину».
В 1930-е годы Иван Павлович Алексинский постепенно сворачивает медицинскую практику во Франции, перестает участвовать в светской и политической жизни эмиграции. Последний раз его видели на публике 16 августа 1936 года – в тот день в Париже проходила панихида по скончавшемуся в Сербии митрополиту Антонию (Храповицкому). В конце 1936 года Алексинский неожиданно для всех переезжает в Касабланку (Марокко), где становится председателем церковной общины при церкви Успения Божьей Матери.
Первые группы русских приехали на территорию Марокканского султаната, находившегося под протекторатом Франции, в 1922–1923 годах из тунисского порта Бизерта, где нашли пристанище моряки эвакуированного из Крыма врангелевского флота. К началу 1930-х годов в Касабланку приехали еще несколько сот русских, которые, не найдя хорошей работы во Франции, поддались рекламе об «обетованной земле» в Северной Африке. На деле жизнь большинства русских в Марокко была не из легких. Митрополит Евлогий (Георгиевский), бывший там проездом, написал об этом в своих мемуарах: «Русские здесь служат преимущественно землемерами на отвоеванных у арабов участках. Условия работы трудные. Живут
