Моисей Мейерович - Шлиман

– Что вы знаете наизусть из Гомера?

Софья прочитала несколько строк. Ее забавлял и немножко пугал нареченный жених. Невысок, худощав, немолод, подтянут. Миллионер. И, кажется, добрый человек, хотя и со странностями. Лучше было выйти замуж за него, чем за какого-нибудь полуграмотного мануфактурного торговца из числа приятелей отца.

Но Шлиман хотел, чтобы его любили. Через несколько дней, сидя с Софьей в саду, он спросил напрямик:

– Почему вы хотите выйти за меня замуж?

Софья пристально посмотрела на жениха. Лгать она не умела.

– Потому что… родители говорят, что вы богач.

Чего мог Шлиман ожидать, задавая свой вопрос? И все-таки он почувствовал себя тяжело удрученным. Он встал и ушел. Снова деньги стояли у него на пути. В молодости у него не хватило денег, чтобы купить свое счастье с Минной. Теперь он мог получить счастье, но тоже только за деньги. Сам он, независимо от денег, ничего не стоил для этой глазастой девочки с черными косами.

В тот же день посыльный принес ей письмо:

Меня очень расстроило, дорогая Софья, что вы, образованная девушка, дали мне такой рабский ответ. Я честный, простой человек. И если я хотел на вас жениться, то затем, чтобы вместе заниматься раскопками, вместе упиваться Гомером. Послезавтра я уезжаю в Неаполь, и, вероятно, мы никогда больше не увидимся. Но если когда-нибудь вам понадобится друг, вспомните и обратитесь к вашему преданному

Генриху Шлиману Dr. phiiosophiae, Place St. Michel 6, Paris.

Письмо это вызвало страшный переполох. Немедленно собрался семейный совет. Папаша Кастроменос, человек геркулесовского сложения, сгоряча едва не отвесил дочке пощечину. Софья тихо плакала. Родственники предлагали десятки способов вернуть утерянного жениха, вплоть до похищения. Наконец остановились на том, что надо написать письмо. Сбегали в лавочку, купили пачку почтовой бумаги. Под диктовку дяди Софья писала, и искренние слезы падали на бумагу.

«Дорогой Генрих! Мне грустно, что вы уезжаете. Не сердитесь на ответ, который я вам дала сегодня утром. Я думала, что молодая девушка не должна была ответить иначе. Я и мои родители будем рады, если вы завтра снова к нам придете».

Второпях с письмом сунули в конверт всю купленную чистую бумагу, запечатали и отнесли в гостиницу.

Шлиман не уехал. Несколько дней он провел в колебаниях. И, наконец, написал Софье несколько слов. Она ответила – опять под диктовку дяди. Через несколько дней Шлиман согласился на встречу. Софья была бледна и сдержанна – гораздо сдержанней, чем ее письма. Но рассказы о Трое слушала по-прежнему с интересом…

Осенью Генрих и Софья Шлиман уехали в свадебное путешествие по Европе. Собственно говоря, это была одна бесконечная экскурсия по музеям. Шлиман водил молодую жену от картины к картине, от статуи к статуе, вкладывая в свои объяснения все знания, почерпнутые из книг и лекций сорбоннских профессоров. Бывали курьезы. Однажды в галерее Мюнхенского дворца они увидели портрет Какой-то дамы в греческом национальном головном уборе. На следующий день Шлиман заставил Софью надеть такой же убор и притащил ее в галерею, чтобы все посетители наглядно убедились, насколько фрау Шлиман красивей дамы на портрете. Софья простояла минуту у картины, расплакалась и убежала.

Зиму они провели в Париже. Снова в гостиной на Place St. Michel стало собираться избранное общество – ученые, художники, путешественники. Гостей принимал хозяин, Софья лишь смиренно улыбалась всем и молчала. Она не умела говорить по-французски, ей было скучно. Всем парижским развлечениям она в душе предпочитала цирк и гастроли знаменитого фокусника Гудена. Она познакомилась с двумя молодыми гречанками, которые приходили к ней по утрам, когда Шлиман работал у себя в кабинете. Молодые женщины тайком играли в куклы.

Но Шлиман твердо решил сделать свою жену образованной женщиной, достойной своего мужа. Конечно, нужно было начать с языков. Софье пришлось засесть за французские, а затем немецкие книги. Метод преподавания остался неизменным, и он вновь дал блестящие результаты: Софья в несколько месяцев овладела обоими языками. Зато она сильно похудела, и весной врачи посоветовали ей вернуться в Афины.

С мекленбургскими родными Шлиман по-прежнему изредка переписывался. Однажды он получил телеграмму о том, что умер отец.

Несколько дней Шлиман не мог заставить себя приняться за работу. Сорокалетней давности воспоминания одолели его…

Эрнст Шлиман прожил завидно долгую жизнь: он умер в девяностолетнем возрасте.

Но Шлиман не променял бы своей торопливой жизни, своего беспрестанного труда, своих бесконечных путешествий на мирное и долгое существование деревенского пастора-расстриги.

В эту зиму Шлиман много учился. Он все больше углублялся в историю и литературу Древней Греции, готовясь к раскопкам в Трое. Одновременно он стал бомбардировать письмами турецкого министра публичных работ Саффет-пашу: нужно было получить разрешение на раскопки. Письма были написаны по-турецки – за эту зиму Шлиман успел научиться турецкому языку.

Настоящие хлопоты начались весной. Обеспокоенный неопределенными ответами Саффет-паши, Шлиман поехал в Константинополь. Оказалось, что министр просвещения не имел ни малейшего представления ни о Гомере, ни о его поэмах. Шлиман принялся горячо рассказывать, объяснять и убеждать. Из всех объяснений Саффет-паша понял только, что этому богатому чудаку обязательно хочется раскопать какой-то холм в Дарданеллах.

Турки из Кум-кале, владельцы Гиссарлыка, долго не хотели продавать свой участок, бесконечно оттягивали, повышали цену. Когда Шлиман был уже готов заплатить за Гиссарлык запрошенную сумму, вдруг выяснилось, что холм куплен за гроши… самим Саффет-пашой. Министр предложил Шлиману копать на Гиссарлыке с условием, что половина найденного будет принадлежать ему, Саффет-паше. Разъяренный археолог отказался наотрез.

Но первые пробные раскопки уже были начаты во время переговоров в апреле 1870 года; в северо-восточном откосе холма Шлиман обнаружил остатки огромной каменной стены в шесть с половиной футов (Почти два метра) толщиной. Было безумием бросать начатое. Шлиман пустил в ход свои связи. Американский посол в Константинополе хлопотал о султанском фирмане (Фирмам – указ султана (или шаха)) для Шлимана. Саффет-паша всячески старался настоять на своем.

Неожиданные события вдруг заставили Шлимана оторваться от троянских раскопок. Началась франко-прусская война. Дипломаты и министры занялись более важными делами, чем хлопоты об археологических изысканиях на месте древней Трои.

Отношение Шлимана к прусскому вторжению во Францию и к политическому положению внутри страны достаточно ясно видно из следующей записи в его дневнике: