Николай Теренченко - Мы были суворовцами

4. Петушиные поединки

... 1946 год был для меня и моим позором, и самоутверждением себя как личности в коллективе...

Был я подвижным, шустрым мальчишкой, но отнюдь не отличался крепкими кулаками и мускулатурой. Однажды на одной из перемен в какой-то шумной потасовке я ненароком сильно задел нашего Джонни (Дженибекяна) - товарища по классу. Он вспылил и предложил: "Стукнемся?" Это был вызов на бой, и я принял его... Весь взвод был оповещен о предстоящей дуэли и с нетерпением ждал следующего перерыва. Всем было не до урока, обсуждалось, кто кого. Большинство было за нашего любимца Джонни, подвижного, как ртутный шарик, вспыльчивого армянина. Едва за преподавателем закрылась дверь, кто-то щелкнул замком, парты были быстро поставлены к стенкам, и все взобрались на них, чтобы не мешать поединку. На образовавшейся арене начался бой! Что это был за бой! Бой молодых, только что оперившихся петушков! Беспорядочные удары то в ухо, то в нос, бестолковое размахивание руками, сопли летели в разные стороны! ...Вот мы схватились вплотную, и я вцепился зубами в ухо противнику. Меня отшвырнули в сторону, так как это было против правил. И вновь мы ринулись друг на друга. А класс ревел: "Давай, Джонни, поддай ему еще!" И воодушевленный Джонни снова и снова бросался на меня, осыпая беспорядочными ударами. Через несколько минут мы так выдохлись, что не могли поднять рук и только стояли друг против друга. Джонни, как загнанная лошадь, тяжело дыша, шептал: "Ну что, еще хочешь, еще?" А у самого в его прекрасных, огромных глазах была мольба, они буквально умоляли: "Ну хватит, давай мир, ничью, хватит этого кошмара!". Звонок оборвал перемену и положил конец нашей "битве". Парты снова быстро расставили по местам, дверь открыта, в класс входит преподаватель. - Взвод, встать, смирно! Первый взвод 6-й роты в количестве тридцати человек к занятию готов!

Преподаватель внимательно осматривает взъерошенный класс: "Суворовец Тереченко, что у вас с носом, отчего он распух? А что с вашим ухом, суворовец Дженибекян?" - И в ответ почти одновременно: "Ушибся, товарищ преподаватель!"

- "Ушиблись? Гм-гм... странно! Одновременно ушиблись? Ну, садитесь и больше не ушибайтесь". И, глянув на нас из-под своих кустистых бровей, глубокомысленно добавил: "Вообще-то шрамы, как и ушибы, украшают настоящих мужчин, особенно в 10 - 12 лет!"

Итак, я решал вопрос - быть или не быть мне личностью во взводе или принимать на себя позорную кличку "слабак"? Через час предстояло снова бросаться в бой. По условиям наших ребячьих поединков, бой должен был быть продолжен до призвания одной из сторон своего поражения или явного преимущества противника. Такие же минорные мысли одолевали и Джонни. Он был сильнее меня, более популярен во взводе, но драки явно не хотел. Впоследствии он признался мне, что хотел ничьей. Но я опередил его и честно признал себя побежденным. Огромные глаза Джонни сияли торжеством, я же был подавлен. Это было первое в моей жизни крупное поражение. Горько и нелегко мальчишке считать себя "слабаком", к которому товарищи и друзья относятся снисходительно, а некоторые и с легким презрением.

Несколько дней ходил понурым, мрачным, забросил интересную книжку, не принимал участия в шумных играх, мальчишеское самолюбие страдало и корчилось в муках. Не знаю, сколько бы я мучился из-за своей неполноценности, но идею реванша подал мне тогдашний мой верный дружок Витюша Распопов, не покинувший меня в моем горьком, печальном одиночестве. Он тенью ходил за мной, успокаивал, пытался развлечь. И однажды сказал: "А знаешь, Коль, ты ведь не слабее Джонни, ты смел, напорист, стоит тебе поднакачать мышцы - и победа над Джонни будет обеспечена".

Тайно от всех в свободное время я удалялся на чердак, подтягивался, взявшись за какую-то арматуру, отжимался от пола, приседал, "качал" мышцы рук, плеч, грудной клетки. И приучал себя к боли - давал себе пощечины, от чего из глаз брызгали слезы, бился головой, плечами, грудью о что-нибудь. Тренировки продолжались и в перерывах между занятиями, в укромных закоулках, подальше от посторонних глаз. Вместо гантелей, о которых мы еще и не знали, в ход шли кирпичи, камни, железный лом. Это было нелегким делом, все мышцы ныли, болели, но я был настойчив и день за днем тренировал себя, мечтая о реванше. Постепенно боли в теле стали проходить, оно стало наливаться упругой силой, про себя я отметил, что мой организм уже ТРЕБУЕТ повышенной физической нагрузки. Не занимаешься день - мышцы начинают "тянуть", ныть. Через месяц другой я так окреп, что, к удивлению своих товарищей, в шутливых потасовках стал побеждать и не таких, как Джонни, а однажды даже расшвырял по сторонам троих своих однокашников.. Меня стали уважать и побаиваться, с моим мнением стали считаться. Желание мстить Джонни за давнее поражение само собой испарилось.

Я так привык к тренировкам, что стал регулярно бегать, прыгать, заниматься специальными упражнениями, короче, вошел во вкус. Я уже не мог обойтись без своих камней, железа, подтягиваний, отжиманий, бега вокруг плаца. Это совпало с бурным развитием спорта в училище, и все же я считаю, что случайная стычка с Джонни явилась толчком к моему долголетнему увлечению спортом. А проявить себя "как личность" я все же сумел. На этот раз бой был с очень серьезным "противником" из соседнего взвода. Мальчик был силен, а главное свиреп, многих он колотил почти ни за что, не боялся чужих кулаков, был смел. Даже наши "гориллы" опасались его, не задирали, обходили стороной.

Случай столкнул нас, и я принял его вызов. Очень хотелось отомстить за разбитые носы, синяки, за тех, кого несправедливо почти ни за что колотил этот злой мальчик. О предстоящем поединке было объявлено во взводе. Друзья стали отговаривать меня от боя, обещая уладить конфликт миром, но я стоял на своем. Предупредил ребят, что поединок будет без "зрителей". Мой "противник" сделал по моему предложению то же самое. Наши взводы выделили лишь "секундантов" для наблюдения за правилами поединка. Бой длился, две перемены в отдаленном, безлюдном вестибюле; оба "раунда" были явно в мою пользу, ибо я несколько раз сбивал его с ног. Наконец, очутившись очередной раз на полу, он встал, сплюнув кровь с губ, признал себя побежденным. Я тут же потребовал от него больше не трогать слабых, драться только на равных. Он молча кивнул головой в знак согласия, приоткрыл окровавленные губы, щелкнул по зубам ногтем большого пальца изнутри рта наружу и провел этим пальцем поперек горла. Это был знаменитый в то время мальчишеский жест, означавший страшную клятву... К чести этого молчаливого, несколько угрюмого хлопца, он и в самом деле больше не трогал слабых. Он вообще больше никого не обижал. Впоследствии он стал отличным гимнастом, гордостью роты, а я, к своему удивлению, стал его тайным поверенным в сердечных делах, которыми он ни с кем больше не делился ...