Королева. Последняя биография Елизаветы II - Эндрю Мортон
Принцесса с радостным нетерпением обсуждала свой переезд из Букингемского дворца, чтобы начать замужнюю жизнь в Саннингхилл-парке – разваливавшемся загородном особняке, расположенном на 665 акрах земли на границе Большого Виндзорского парка. Для молодой женщины, которая намеревалась жить в окружении собак, лошадей, а в дальнейшем и детей, особняк начала XIX века представлял собой идеальное место. Однако незадолго перед переездом эта груда камней, которую облюбовали местные сквоттеры, сгорела. Подозревали поджог, хотя проведенное полицейское расследование пришло к выводу, что пожар начался во время ремонтных работ. Лондонская резиденция Кларенс-хаус в ту пору тоже реконструировалась, поэтому бездомная молодая пара сначала обосновалась в Кенсингтонском дворце, а потом вернулась в покои Елизаветы в Букингемском дворце. У молодоженов были отдельные спальни, и они оживленно болтали по утрам, пока Филиппа одевал его камердинер Джон Дин, а принцессу – неизменная Бобо. Конечно, молодые находились под постоянным надзором молчаливых лакеев, лукавых придворных и сопровождавших их полицейских телохранителей. Но все же, если сравнивать это с более поздним временем, тогда они жили в относительно спокойной обстановке.
Принц Филипп по утрам отправлялся пешком по Мэллу к Адмиралтейству, где работал под руководством начальника оперативного управления ВМС. Днем он часто отлучался, проверяя, как идет ремонт в Кларенс-хаусе. Именно Филипп распорядился установить там технические новинки, такие как стиральные машины, телевизоры, интерком и электрический пресс для глажки брюк. Когда ремонт подходил к концу, подключилась и Елизавета. Она сама смешивала зеленые краски для стен в столовой, решенной в неоклассическом «стиле братьев Адам».
Личный секретарь принцессы тоже активно участвовал в процессе «смешивания»: он организовывал встречи и визиты, на которых знакомил молодую пару, совсем еще новичков в королевском деле, с различными сторонами общественной жизни, чтобы у них возникла подлинная картина современной Великобритании. Молодые посещали дебаты в палате общин и суд по делам несовершеннолетних. Они были на ужине, организованном премьер-министром Клементом Эттли, с участием молодых политиков и их жен. Конечно, по-настоящему серьезными государственными делами они не занимались.
28 февраля 1948 года вся королевская семья приехала в лондонский Палладиум на выступление американского комика Дэнни Кея. Впервые монарх и его близкие сидели в первом ряду партера, а не в королевской ложе. Король подхватывал мелодии вместе со всеми, а во время скетча о пропущенном перерыве на чай он даже выкрикнул подсказку комическому герою. Вся семья любила смешные, часто импровизационные шутки Кея. В течение многих лет он был постоянным и желанным гостем в королевских резиденциях. Елизавета так им восхищалась, что американский поэт Делмор Шварц написал стихотворение «Водевиль для принцессы» с подзаголовком «Идея подсказана восхищением принцессы Елизаветы талантом Дэнни Кея».
Первым официальным зарубежным турне молодоженов стала поездка в Париж в мае 1948 года. Она позволила принцессе попрактиковаться в навыках, полученных на уроках французского языка. Посещая скачки в Лонгшамп и танцуя в модном ночном клубе, принцесса хранила свой секрет. Она находилась в самом начале беременности, и по утрам ее мучила тошнота. Несколько раз ей с трудом удавалось сохранить самообладание. Но все принимали ее недомогание за чрезмерную чувствительность.
В это же время супружеская пара назначила своим финансовым управляющим генерала сэра Фредерика «Боя» Браунинга, героя битвы за Арнем и мужа романистки Дафны дю Морье. Тот начал с того, что арендовал для них загородный дом Уиндлшем-Мур, расположенный на 50 акрах в живописном графстве Суррей. Филипп тут же распорядился переоборудовать теннисные корты в поле для крикета и летом стал проводить матчи с друзьями и местными жителями. На вилле пару обслуживали восемь человек, включая лакея, единственная задача которого заключалась в том, чтобы ровно в 16:30 приносить собакам корги еду на серебряном подносе.
В доме часто гостил близкий друг Филиппа по флоту Майкл Паркер с женой Айлин, которая, как и Елизавета, была беременна, но уже вторым ребенком. Хотя женщины ранее не были знакомы, у них нашлась общая тема для разговоров – дети. Айлин Паркер вспоминала, что принцесса часто говорила о своих мечтах в отношении будущих детей. В частности, она хотела, чтобы их жизнь не имела столько ограничений, сколько было у нее. Айлин писала: «Она хотела бы воспитывать их в “нормальных” условиях, как она выражалась: “Я бы хотела, чтобы они жили нормальной жизнью”»2. Слово «нормальный» в дальнейшем вошло в лексикон последующих поколений матерей в королевской семье. Понимание Елизаветой счастья заключалось в спокойной жизни в окружении детей, собак и лошадей. Но это были несбыточные мечты.
Как только дворец объявил о беременности Елизаветы, ее буквально завалили бельем для новорожденных, пинетками, одеяльцами и игрушками. Принцесса оставила королевские обязанности в конце июня и проводила дни в традиционных заботах будущих матерей того времени, обустраивая детскую в Кларенс-хаусе. Тогда же она страстно полюбила шоколадный торт, ставший ее фаворитом.
Принцесса настояла на том, чтобы рожать в собственных апартаментах в Букингемском дворце. Она обрадовалась, когда министр внутренних дел Джеймс Чутер-Эде сообщил ей, что присутствие правительственного чиновника при родах уже не требовалось. Как оказалось, это касалось и присутствия мужа, который играл в сквош с Майклом Паркером на дворцовом корте в то время, когда принцесса рожала в присутствии четырех докторов. Игру прервал Томми Ласселс, сообщивший герцогу, что в 9:14 утра 14 ноября 1948 года он стал отцом младенца мужского пола. Сына назвали Чарльзом Филиппом Артуром Джорджем.
Молодые родители праздновали рождение сына с цветами и шампанским, а в это время над дворцом собирались тучи. Король, становившийся все более и более слабым и раздражительным, скрывал серьезное недомогание. Во время беременности дочери он постоянно страдал от мучительных болей в ногах. Он с трудом мог стоять, а ведь это была неотъемлемая часть его официальных обязанностей. Мужественный король не хотел поднимать шума и терпел до тех пор, пока боль не стала невыносимой. Он полагался на лекарства, прописанные его доктором-гомеопатом Джоном Вейром. Подозревали, что этот сомнительный курс лечения отсрочил настоящее обследование.
30 октября, за две недели до рождения первого внука, доктора пришли к выводу, что
