Валерий Перевозчиков - Возвращение к Высоцкому

Выезжий Лог… Сибирь, природа, деревня, далеко от Москвы. Да, вот то, что это было далеко от Москвы, так далеко от цивилизации, от глаз людских, могло размагнитить многих… Тут мог быть и отдых для души, отвлечение от «суеты городов», кстати, из песни Высоцкого. Размагнитить — значит, ничего не стоило и запить тем, кто этому подвержен. Многие так и «отдыхали». Но не Володя. Он был тогда в каком-то ожесточении против пьянства. Он совсем не пил, даже когда хотелось согреться от холода, вечером, в дождь. И — что было уже совсем забавно — очень свирепел и налетал, как ураган, на тех, кто принимал «ее, проклятую»!

Знаете, в «Хозяине тайги» есть сцена, в которой он ожесточенно пинает, сбрасывает в воду одного из членов бригады, просмотревшего по пьянке сильнейший залом деревьев на реке. Он, как на врага, смотрит на бутылку, читает с сарказмом этикетку: «Ах, особая, московская!» и — выливает содержимое в реку… Мне тогда показалось очень искренним и жизненно достоверным такое антиалкогольное ожесточение, но, оказывается, это было еще и фактом его биографии!

Да, он в то время называл пьющих «эти алкоголики», очень всерьез произносил просто пламенные речи против алкоголизма. Прямо как врач-профессионал, находил убедительные аргументы против возлияний. И так было в продолжении всего съемочного периода в нашем Выезжем Логе! Там он много писал. Написал свою знаменитую «Баньку». Я как-то прочитала воспоминания Золотухина о том, что якобы при нем происходил этот творческий процесс. Будто бы Высоцкий даже консультировался с ним по ночам о значении кое-каких местных, сибирских, слов, будил его. Не зря Золотухин сделал при этом существенную оговорку в рассказе — как, мол, скажу, так, мол, и было: свидетелей нету. На самом же деле Высоцкий впервые показал нам «Баньку», собрав всех нас в местном клубе. И Золотухин познакомился с этой песней вместе со всеми, он впервые тогда «Баньку» услышал, это было видно по его реакции.

Володя мне тогда помогал. Он прекрасно видел мое тяжелое состояние и очень меня поддерживал. Я ему очень доверяла, он прекрасно поправлял текст сценария, который, конечно, желал лучшего. Да, он вмешивался и в построение роли, и я тогда уже убедилась в том, что он мог бы прекрасно ставить фильмы как режиссер.

Потом у меня произошел забавный разговор с тогдашним Председателем Госкино Романовым. Пришел день — почти всегда неизбежный, — когда мы, наконец, сдавали наш фильм. В одном из залов Комитета смотрели «Хозяина тайги», а в эталонном зале показывали «Братьев Карамазовых». Я, в вечернем платье, торжественная, — между двух фильмов! — стояла в фойе. Подошел ко мне Романов и сказал:

— Какая прекрасная роль, как вы ее сыграли! Я хочу вас с ней поздравить, я просто потрясен!

— Да, — отвечаю, — Алексей Владимирович, это же «Карамазовы», Достоевский…

— Нет, я о Нюрке из «Хозяина тайги»…

Потом я редко видела Володю. В 1976 году, помню, он часто нам звонил — я в 1976 году вышла замуж за Олега Александровича Стриженова, — все рвался подарить какую-то новую, необыкновенную пластинку Олегу. Но это откладывалось.

Последняя встреча произошла в 1979 году, на аэродроме в Шереметьево. Я встречала Олега из Германии, а он — Марину из Франции. Промчался мимо меня, как метеор, не заметил, даже толкнул чуть-чуть. Потом понял, что это я, приостановился: «Ой, Линка!» Увидев выходящего Олега, поцеловался с ним, снова вспомнил о давно предназначавшейся ему пластинке и — помчался дальше. Для него нигде не существовало преград, он ведь не был обыкновенным смертным. И его пустили — прямо на летное поле! — встретить Марину. Да, может быть, у него и было много женщин, романов, были жены, но легенда оставит только ее имя — как любимое, как самое важное для него.

Да! Я сказала, что последняя встреча с Высоцким была у меня в 1979 году? Увы, она была в день его похорон. Я от Олега Александровича услышала, что Володя умер. Не поверила. Отмахнулась и пошла на кухню — поставить какую-то сумку. Но уже через минуту пришлось поверить… Я знала, что у него нехорошо с сердцем, издавна нехорошо. Он все боялся, как чувствовал, — он ведь многое видел наперед, я об этом уже говорила! — он боялся остановки сердца, всегда этого боялся. Чуть неважно себя почувствует и сразу: «У тебя есть кардиамин? Нет кардиамина?! Тогда вези меня в поликлинику, пусть мне срочно дадут кардиамин!» Может быть, он далеко не со всеми обнаруживал свои слабости, но мы очень уж давно знали друг друга. К тому же и у меня не все ладно было с сердцем. Володя умер! Мы пришли в Театр на Таганке с Олегом Александровичем, прослушали речи тех, кто его любил, и тех, кто его не любил, кто завидовал ему при жизни и потому не имел права говорить, но все-таки произнес те же слова… Мы с Олегом принадлежали к третьим: к тем, кто его любил и молчал. И мы молча положили цветы к его ногам… Вот и виделись редко в последние годы, и у каждого была своя, торопливая, спешная жизнь… Но мир наполовину опустел оттого, что он умер…

7 марта 1992

Олег Халимонов

С Владимиром Высоцким мы познакомились осенью 1964 года. После длительного плавания у меня был большой отпуск — месяцев пять-шесть. В Москву мы приехали вместе с моим товарищем — Сергеем Лиманчуком, тогда он тоже плавал на больших танкерах. Бывали в разных компаниях, на разных квартирах: Сергей выдавал «морскую травлю», а я ему «ассистировал». Вначале познакомились с Левой Кочаряном, а потом уже на его квартире — с Высоцким. Рассказывали там разные морские истории, которые Володе очень нравились. И целую неделю — практически каждый вечер — общались…

Он очень интересовался морем и моряками и дотошно нас обо всем выспрашивал. Некоторые вопросы тогда казались наивными. Например, чем отличаются океаны? Мы не понимали тогда, что он просто напитывался этой стихией. И так оказалось, что среди моряков я стал его первым товарищем, а потом и другом.

Тогда он меня просто поразил — таких ярких рассказчиков я не встречал. Именно в то время начинались его знаменитые рассказы про собаку Рекса. Все смеялись невероятно. А потом мы же захватили его самые первые песни. За эту неделю Володя спел их все и не по одному разу. При расставании договорились встретиться через год на юге. Иногда из каких-то морей и океанов звонил ему по радиотелефону прямо в театр. Представляете, какое впечатление производил там звонок из Индийского океана или из Кильского канала?! Ведь мы были тогда совсем мальчишками, и это было в стиле, в духе времени…

Летом 1967 года я пошел в отпуск. Володя снимался в Одессе в фильме «Служили два товарища». Мы встретились, и вот тогда общались часто и много. Времени было больше, и город уже был мой — Одесса. Однажды Володя говорит: «Понимаешь, я обещал Леве Кочаряну сыграть в его фильме «Один шанс из тысячи», но у меня никак не получается… Попробуй, мне кажется, что ты подойдешь…»