Валерий Перевозчиков - Возвращение к Высоцкому

Итак, иду я по улице, в кармане ни копейки, даже на хлеб нет. Зарплата у меня, актрисы театра имени Станиславского, 69 рублей в месяц. Вижу Володю, он куда-то очень спешит. Но — приостановился, спросил, как поживаю. «Ничего, нормально». — «До свиданья, Лина». — «До свидания, Володя». Пошли в разные стороны. Вдруг он возвращается, догоняет меня, кладет мне в руку три рубля: «У меня тоже не густо, больше нету. Но ты, по-моему, сегодня даже не завтракала!» Как он это узнал?.. По голодным глазам моим? Я сжала эту трешку в кулаке, вымолвила «спасибо» и только через минуту очнулась, чтобы посмотреть ему вслед. Я-то ведь знала, что он живет, в основном, тоже на малую зарплату актера театра имени Пушкина. Три рубля в те годы! Я могла их растянуть на целых два дня, правда, очень скудного пропитания, но именно на те два дня, которые отделяли меня от следующей получки.

Я долго посещала знаменитую компанию Левона Кочаряна, Утевского, Кохановского и других, — там было много интересных людей. Но потом и компания распалась, и я за Ивана Александровича Пырьева замуж вышла. И о Высоцком я несколько лет ничего не слышала. Конечно, какие-то наши актерские, кинематографические новости о нем не могли не «просочиться», но я выключилась из всего, что не касалось Ивана Александровича, фильмов, съемок, нашего с ним дома. Тем более что Иван Александрович побаливал, и я старалась уделять ему побольше времени и внимания.

Осенью 1967 года в Москве гастролировал театр Товстоногова, и мы с Иваном Александровичем были на одном из спектаклей. А после заехали на часок в гости к знакомым. Там я услышала: «Ну и дела же с этой Нинкою…» Голос певца показался мне знакомым, текст — выразительным, своеобразным, особенно для того времени. Я спросила: «Кто это?» Хозяева поразились: «Как, ты не знаешь?! Это ведь Владимир Высоцкий, это — номер один, талант, знаменитость!»

Когда не стало Ивана Александровича, так случилось, что частой гостьей в моем доме стала добрейшая женщина, актриса театра Вахтангова Варвара Александровна Попова. Она меня поддерживала, во многом помогала. Приходил и Володя — по старой памяти Трифоновки и кочаряновской компании, вообще по старой дружбе. Он все перебирал струны гитары и пытался петь для Поповой: «Варвара Александровна, Варвара Александровна, я вам спою!» Но она — любительница классики, Большого театра и бельканто — при первых же звуках любой Володиной песни приходила в шоковое состояние. Что говорить, Володя — не бельканто, но никогда на чужой стиль не претендовал. У него была своя, совсем особенная стезя.

Пришел день, когда я уезжала в Ленинград, на премьеру фильма «Братья Карамазовы». В квартире моей я оставила Володю Высоцкого и Игоря Кохановского, не боясь никаких нежелательных последствий, а даже радуясь тому, что в квартире кто-то поживет в мое отсутствие. Когда я вернулась — очень скоро! — я не поняла, в чей дом попала, такой вид имело мое жилище. Володя отчаянно извинялся, показывал стихи, которые мне посвятил, пока я была в краткой отлучке, но я молчала и только руками отмахивалась. Потом он ушел, и я принялась за уборку. Выбросила массу бутылок из-под шампанского, кучи окурков, подмела пол, помыла пепельницы. Увидела и стихи, посвященные мне, они лежали у телефона. Но я так была на Володю сердита, что изорвала листок в мелкие клочья. Увы, сделанного не воротишь. Через много лет я как-то приводила в порядок свои бумаги, складывала в разные ящики документы: по темам. И вдруг, разбирая содержимое шкатулки, увидела старый пригласительный билет, а на нем — написанные Володиной рукой стихи, посвященные… нет, не мне, Марине Влади. До сих пор не знаю, как с ними поступить…

Да, пока я была в Ленинграде, Володя у меня в квартире не только «забавлялся» шампанским. И не только писал стихи. Счета, которые я вынуждена была оплатить за его телефонные разговоры с Парижем, достигли сотни рублей. Сейчас это вроде небольшая сумма, но в те времена это было очень существенно, можно было купить две пары лучших импортных туфель. И вот, когда мы снимались с Высоцким в «Опасных гастролях», к нему в Одессу приехала Марина. Подкатила на «Волге», Володя тотчас увидел ее, подлетел к ней, затем последовал долгий-долгий поцелуй, как иной раз бывает в фильмах. Одесситы, окружившие их, были в полнейшем восторге: «Ой, вы посмотрите сюда, это же Марина Влади!». Поселилась наша романтическая пара не в гостинице, а на даче — или у Говорухина, или у Юнгвальд-Хилькевича. И вот когда они, после недавней встречи, сидя на скамейке, радостно ворковали о чем-то своем, я торжественно подошла к ним с пачкой телефонных счетов и произнесла: «А за любовь надо платить, ребята!» Марина тотчас отреагировала: «Конечно, конечно».

Высоцкий был прекрасным партнером. Всегда очень внимателен и добр, заботлив. В кадре, в сцене не выпячивал себя. Наоборот, старался, чтобы выгоднее выглядел партнер. Может быть, потому что знал, что он и так, и эдак — все равно Владимир Высоцкий? Нет, нет, это он по природной доброте своей всегда стремился помочь.

Вообще мы с ним снимались мирно, дружно. Однажды, правда, я огорчила его. Я была очень нарядной в одной из сцен, на высоких каблуках, в огромной шляпе с мощно поднятыми страусовыми перьями — по моде 20-х годов. Он попросил: «Сними каблуки!» Я ответила: «Как?! Что это будет за туалет, что за вид будет у меня?!». Он предложил второй вариант: «Тогда сними эти перья! Такую высокую прическу себе устроила!» Но я снова отказалась и перья со шляпы не стала снимать. Что делать? Он попросил меня немного изогнуться вбок, чтобы я все-таки смотрелась ниже ростом. И я припала на одну ногу… Так нас и сняли.

В 1968 году меня пригласили на картину «Хозяин тайги», и хоть роль была главная, я сниматься не хотела. Понимаете, Грушенька в «Братьях Карамазовых», Достоевский, и вдруг — «Хозяин тайги», какая-то бабенка типа трактирщицы. Очень уговаривал Володя, долго уговаривал: «Да мы никогда вместе не снимались, к тому же тебе нужно сняться и в такой роли!» — «Да не хочу я, именно эту роль и не хочу, это не моя роль, это не мое дело!» — «Твоя, твоя. А ты кто, собственно, такая? Да ты простая, деревенская девчонка и есть, ну и сыграй эту Нюрку! Сможешь, сможешь!» Наконец, я решилась. Надо было отвлечься от черных мыслей, от одиночества после смерти Ивана Александровича. И мы все поехали в деревню Выезжий Лог, что в трехстах километрах от Красноярска. Там должны были происходить съемки. Да, это Володя «доканал» меня тогда, он ведь заводной, одержимый. Сумел убедить, что мне надо переключиться, что я справлюсь с ролью.

Выезжий Лог… Сибирь, природа, деревня, далеко от Москвы. Да, вот то, что это было далеко от Москвы, так далеко от цивилизации, от глаз людских, могло размагнитить многих… Тут мог быть и отдых для души, отвлечение от «суеты городов», кстати, из песни Высоцкого. Размагнитить — значит, ничего не стоило и запить тем, кто этому подвержен. Многие так и «отдыхали». Но не Володя. Он был тогда в каком-то ожесточении против пьянства. Он совсем не пил, даже когда хотелось согреться от холода, вечером, в дождь. И — что было уже совсем забавно — очень свирепел и налетал, как ураган, на тех, кто принимал «ее, проклятую»!