Иван Жиркевич - Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789–1848

– Пане капитане! Пане Жиркевичу! Добрый день пане!

Я обернулся и вижу – Малчевская машет мне платком. Признаюсь, я очень испугался, ибо мне тотчас пришло в голову, что государь может это заметить и примет это в худую для меня сторону.

Под Калишем сформировали сводную роту из восьми батарейных и четырех легких орудий под командой полковника Лодыгина, а при легких орудиях я поступил тоже в состав этой роты. Прочие же орудия гвардейской артиллерии поступили в особый резерв.

В первых числах апреля или в конце марта мы выступили в новом составе в поход, и тут случилось со мной забавное происшествие. По случаю наступивших жаров полки с места выходили всегда очень рано, а наша артиллерийская рота даже до полуночи. За станцию перед Штейнау мой командир, Лодыгин, с вечера уехал в город, а я остался вести роту на походе. Идучи ночью, рота, не ожидая никакой для себя встречи, одета была в старую амуницию. Версты за две не доезжая до Лигница, когда начинало только рассветать, подъехал ко мне верхом какой-то прусский штаб-офицер и спросил, какая это идет команда и не принадлежит ли рота к гвардейскому корпусу. Получив утвердительный ответ, он объявил мне, что прусский король, желая сделать сюрприз государю, вечером прибыл в Лигниц и послал его навстречу войскам, которые будут проходить, объявить им, что он желает их видеть, а потому посланный попросил меня у самого города несколько приостановиться, пока короля разбудят и доложат ему о прибытии моей роты.

Я тотчас исполнил его требование и, приостановясь, велел людям по возможности прибраться и переменить амуницию, весь же хлам сложить на обоз и на запасные лафеты, которым приказал тронуться не прежде как через полчаса после нашего выступления, рассчитывая, что этого времени достаточно нам будет, чтобы пропарадировать мимо короля.

Едва успела рота пройти с версту, как представилось нам до того невиданное зрелище: мост через реку Одер был убран арками из цветов, а на передней арке красовалась надпись: «Komm uns Willkommen» (т. е. «приди к нам желанный»). У моста ожидал меня тот же адъютант короля с известием, что его величество встал и ожидает моего в город вступления. Сообщив это мне, он поскакал к королю. Я ехал перед ротой; улица, по которой мы вступили в город, была обсажена по обеим сторонам деревьями, и, подходя к площади, нас встретил Лодыгин пешком и только что успел мне сказать:

– Смотри направо! Король!

Я принял первые слова за указание поворота, скомандовал двум первым орудиям: «Левое плечо вперед» и поворотил их у самого угла площади, а сам с поворотом моей лошади увидел короля, сходящего по ступенькам с незначительной террасы первого дома. Это произошло так быстро и так неожиданно, что я едва успел сдержать лошадь перед самым, так сказать, носом короля. Дав шпоры коню, чтобы подъехать и отрапортовать ему, я встретил новую препону. Над террасой был сделан навес для солнца, и я ударился так сильно о железный прут, придерживавши навес, что пошатнулся на лошади и кивер повис на чешуе у меня на затылке. Я оправился и отрапортовал ему. Король ломаным русским языком милостиво спросил у меня:

– Не ушиблись ли? Какая эта бригада и рота?

Сделав первые ответы по-русски, на прочие вопросы я стал отвечать по-французски и тем видимо облегчил королю разговор со мной. Тут озадачило меня новое обстоятельство: орудия благополучно заезжали на углу, делая повороты направо. Король стал у самого угла, я – с правой у него стороны. На углу случились деревья и проточная канава, а прислуга около орудий с правой стороны, не зная и не быв предупреждена, что король стоит у нашего угла, каждый возле него обхватывал дерево и перескакивал канаву. Я же, не имея возможности никак пособить этому неустройству, только разводил руками и хмурил лицо при каждом их прыжке. Король в самых милостивых и благосклонных выражениях благодарил меня за порядок и за веселый и бодрый вид людей, продержал меня около себя еще с четверть часа; затем пришлось мне показать королю еще новый спектакль. Прямо к нам подошли наш обоз и запасные лафеты, нагруженные разным хламом, и поверх всего этого на каждом возу стояли клетки с курами, утками и др. птицами; лежали связанные бараны и телята купленные, а вернее всего, забранные во владениях его королевского величества. Все это кричало, кудахтало, мычало, и вместо того, чтобы пройти мимо короля как можно скорее, начали ровняться и заезжать по два в ряд. Насилу кончилось мое мучение, и, получив от короля еще привет, мы расстались с ним. Чего не случается в походе!

Недостанет слов описывать, как мы были принимаемы, следуя через Силезию, Саксонию до Люцена. Там, где проезжал государь, не только в городах, но и в селениях, въезды украшались арками, цветами, флагами и на всех возможных языках надписями, и мы всегда бывали первыми, которые проходили под этими триумфальными воротами. Государя везде встречали толпы народа, во главе которого стояли самые красивые девушки, все в белом, и усыпали путь его целым дождем цветов. А Силезия и Саксония не бедны красавицами! У каждого въезда приветствовали государя речами многоглаголивые немцы, называя его не иначе как «ангелом и спасителем». Нас же встречали с самым искренним радушием, а хлеб-соль – по средствам каждого хозяина, но всегда в довольстве: а хозяйки или хозяйские дочери непременно и сплошь все в нас влюблялись! Было время…

В половине апреля 1813 г. мы вступили в Дрезден, где провели праздник Св. Воскресения Христова. Наша рота квартировала в версте от города, по дороге к Лейпцигу, в деревне Лабгейде. Я стоял на квартире вместе с Лодыгиным. Хозяева у нас были необыкновенно милые и для нас дали немецкий спектакль; играли комедию Коцебу[209] – весьма мило, в особенности две хозяйские дочери. 15 или 16 апреля мы опять тронулись в поход, а князь Кутузов оставался по нездоровью в Бунцлау. Через три перехода мы подошли к Люцену.[210] Перед этим по общему согласию товарищ наш, прапорщик князь Трубецкой, отправился в Альтенбург для закупки нам разных запасов, как то: сахару, кофею, сыру и т. п. и возвратился к роте 21 апреля утром, в то самое время, когда мы уже выстроились в линию перед сражением, а все запасы с поспешностью были положены в зарядный ящик моего орудия, где также лежал мой офицерский знак. Первый неприятельский выстрел попал в нашу провизию и взбросил ее на воздух.

Кутузов в это время считался главнокомандующим всеми нашими армиями, а 1-й западной армией командовал Тормасов.[211] 21 апреля мы в первый раз сошлись с пруссаками на походе, и я помню, как кавалерия их, в одном селении, переходя с правой стороны на левую, часа два задерживала поход наш.