Дина Верни: История моей жизни, рассказанная Алену Жоберу - Ален Жобер
В Эр-Бель я снова увиделась еще с одним другом, Виктором Сержем. Я провожала их: он с женой Лореттой Сежурне и сыном Влади отплывал в Мексику. На том же судне, что Андре Бретон и Клод Леви-Стросс, – «Капитан Поль Лемерль». Мне было ужасно жаль, что они уезжали. А с Виктором мы больше так и не увиделись – он умер в Мексике.
Что касается Макса Эрнста. Я была такой барышней-сюрреалисткой, и Майоля это очень раздражало. Он говорил: «Да кто такие эти сюрреалисты? Есть слово „реальность“». Но на самом деле он терпеть не мог реальность. Я возражала: «Это апология грез». – «Каких еще грез? Тогда смотрите на картины моего друга Одилона Редона». Майоль вообще противился всему, что мне нравилось. Он мне говорил: «Но у них же нет ни одного художника!» – «Как? А Макс Эрнст?» Немного подумав, он изрек: «Это хороший неправильный художник». У Макса Эрнста была орлиная голова и удивительный взгляд. И еще в Эр-Бель он лазил по деревьям.
(АЖ) Вы описываете Эр-Бель как веселый летний лагерь. Что, для тревоги там вообще не было места?
(ДВ) Тревога была повсюду. И в Эр-Бель тоже. Но это была скорее тихая гавань. Там можно было жить, есть, завязывать знакомства. Там забывалось то, что творилась за стенами виллы. При этом каждый беспокоился о своем будущем, о своих документах, визах.
(АЖ) В Париже вы в тот период не бывали?
(ДВ) Нет. Я начала ездить в Париж только после 1942 года. Я пересекала демаркационную линию, чтобы пообедать с Пикассо в «Каталонцах». Известность Пабло служила ему абсолютной защитой, для него не было никаких неприятностей.
(АЖ) А еще были какие-то люди, прошедшие через Баньюльс?
(ДВ) Туда приезжала выдающаяся клавесинистка Ванда Ландовская. Мировая знаменитость. Она тоже ждала документов и американскую визу, чтобы бежать из Франции. Она приехала в Баньюльс, потому что была знакома с Майолем. Майоль всегда ходил на ее концерты в Сен-Лё, и она рассчитывала, что здесь он будет ее холить и лелеять. Ванду ждало разочарование. Майоль занимался только своей статуей и редко встречался с Ландовской. Так что занималась ею я – с удовольствием, даже с упоением. Вот она приехала, и ей нужно было найти рояль. В Баньюльсе, в разгар войны найти ей рояль! Мы нашли какое-то расстроенное пианино. И как раз в этот момент в деревню приехал мой отец. Он, как вы знаете, был музыкантом, но не таким, как она. Ему нравилась легкая музыка, оперы-буфф, оперетты. А Ванда не переносила музыкантов, которые не играли Баха. Отец ей не понравился, и она с ним держалась очень неприятно. У нее был Бах, а у него Оффенбах. Тем не менее мы вместе отмечали все большие праздники. В конце концов Ландовская получила визу и уехала со своей свитой и учениками. Эта замечательная женщина заметила, что я люблю Баха, – и однажды сыграла для меня одной «Вариации Гольдберга», одно из прекраснейших произведений Баха. Она уехала, оставив пустоту в моей жизни. Уехал и отец. Он отправился в Ниццу – ему казалось, что там он будет в безопасности. Но там-то его и арестовали, отправили в концлагерь. Я его больше не видела. Годы спустя я узнала, что он погиб в Освенциме. И я осталась в полном одиночестве, если не считать редких поездок в Марсель.
(АЖ) А как проходила повседневная жизнь в Баньюльсе?
(ДВ) По воскресеньям я не работала. Однако мои дела уже были расписаны. Я должна была повидаться с сестрой Майоля, и я делала это с удовольствием. Майоль не любил своих родственников. Кроме одной сестры, Мари, той, которая в один прекрасный день на берегу подарила ему этот ошеломляющий образ, преследовавший Майоля всю его жизнь, – образ женщины, бродящей по воде. Майоль обожал сестру, и она относилась к нему так же. Для нее он был маленьким мальчиком из XIX века, который все зарисовывал. Мари Майоль была обольстительной, она потрясающе владела словом. Пока она была жива – скончалась она в 1942-м, – я навещала ее по воскресеньям, приходила утром. И так было до ее последнего вздоха. Я приносила ей охапку горных растений. Это была очень старая очаровательная дама, невероятно человечная. Прелестная Мари! С ней я возвращалась в XIX век: к людям, о которых она мне рассказывала, к молодости ее брата, к нравам, костюмам…
Аристид Майоль с Вандой Ландовской в Баньюльс-сюр-Мер, 1940 г.
Повидавшись с сестрой, я шла обедать с Клотильдой Майоль, женой мастера, которая должна была научить меня приготовлению пищи и открыть мне кулинарное искусство – я была полной невеждой. Они не понимали, что я не умела готовить: «Но как так можно?» Майоль сказал жене: «Нужно сделать из нее гедонистку. Как все Майоли». Так вот, я шла к мадам Майоль. В роли шеф-повара она была гениальна. Потрясающе двигалась. У нее были восхитительные руки и такие грациозные движения! Она стряпала поэтически и передала это чувство мне. Мы с ней прошли не только всю каталонскую, но и ту, высокую кухню. Я помню в первую очередь вкусы, незабываемый вкус блюд. В своей жизни мадам Майоль не реализовала никаких особых качеств. Она была замечательной натурщицей, и все. Ее настоящим талантом был талант повара.
Мадам Майоль была прекрасной спутницей. Она была очень красивой, мужественной, позировала ему. Но красота ушла, она увяла. Теперь это была старая женщина, к тому же больная – Клотильда мучилась ревматизмом. Она уже не была уникальной, и Майолю нужно было находить других натурщиц, другие идеи, чтобы продолжать двигаться вперед. Она это понимала. Но ее мучило и глубоко унижало, что она уже не могла быть первой, быть Идеей. Ибо не следует забывать, что она была вдохновительницей «Средиземноморья», «Скованного действия», «Ночи»… Она была великой вдохновительницей. А потом вдруг перестала быть ею.
Я была слишком молода. У меня не было видов на ее мужа. Так что меня она приняла, хотя других женщин и ревновала. Иногда имея на это основание, иногда нет. С годами характер мадам Майоль портился. Муж стал великим человеком: он был в первых рядах, добился мировой славы. А она осталась той, кем была в начале, дочерью булочника. Она жила в его тени. У мадам Майоль была сестра, Анжелика, совсем не похожая на ангела. Она потеряла мужа – «под собственной тяжестью», как утверждали злые языки, – и приехала жить с Клотильдой Майоль. Они постоянно цапались, но, когда приходил Майоль, они становились заодно, чтобы взяться за него. Так что он
