Виктор Баранец - Потерянная армия: Записки полковника Генштаба
Чуть было не прослезившаяся старушка попросила Леху написать на листочке свою фамилию и пообещала замолвить словечко.
Через месяц майор Шишкин поездом «Москва — Берлин» уезжал в Группу советских войск в Германии, где мы с ним вскоре и встретились, воздавая хвалу кадровикам, не наплевавшим на социальную несправедливость в отношении тех, кто уже вдоволь наелся черного хлеба в северных, сибирско-забайкальских или дальневосточных дырах…
ГЕРМАНИЯ
Тот, кто получал назначение в Германию, считался большим везунчиком. Но подчас дорого стоило офицерам это счастье вырваться на несколько лет в райскую сытую жизнь из Союза, где приходилось постоянно считать рубли, где офицерские жены душились до полусмерти в очередях даже за бюстгальтерами и молоком для детей…
Кадровик Главного управления кадров Министерства обороны, которому я через давнего сослуживца в ГУКе дал взятку (заняв деньги у тестя и братьев), откровенно намекнул, что рассчитывает на меня и в дальнейшем и надеется, что я окажусь «благодарным офицером». Это было толстым намеком на желание получать немецкие презенты.
И если бы даже он не сделал мне этого намека, я бы все равно привозил ему подарки. Ибо, по совету отслуживших за границей офицеров, в «раю» нельзя было и на день забывать о том, что через пять лет придется возвращаться из Германии на грешную землю — в Союз и искать новое место под армейским солнцем. А хорошо «прикормленный» и благодарный кадровик может опять оказать в этом помощь…
На протяжении всех пяти лет службы в ГДР я ездил в отпуска через Москву и тащил своему патрону с Беговой немецкие «знаки внимания», стоимость которых постоянно повышалась: набор чешских хрустальных фужеров, диванные покрывала, сервиз «Мадонна», кожаное пальто, ковер…
Четырехкомнатная квартира полковника-кадровика на Фрунзенской набережной чем-то напоминала мне большой европейский магазин промышленных товаров, в котором были немецкое, чешское, венгерское и польское отделения. Такие же, как и я, «благодарные» офицеры ГСВГ, Южной, Северной и Центральной групп войск не забывали платить дань товарами той страны, в которой служили…
Офицер, впервые едущий служить за границу, очень похож на ребенка, который впервые попал в цирк: он воспринимает еще невиданное с первозданным детским интересом. Зарубежная командировка чем-то напоминает экскурсию, в ходе которой ты постоянно сравниваешь свою страну с той, на земле которой находишься.
Но когда мой поезд «Москва — Берлин» пересек белорусско-польскую границу в районе Бреста и покатил по чужой стране, никакой заграницы не почувствовалось. Уже давно скрылись из виду полосатые столбы государственной границы, а за ними так и продолжали тянуться хорошо знакомые советские пейзажи придорожного бардака — беспорядок на дровяных и угольных складах, разбитые дороги, убогие деревеньки с покосившимися столбами и заборами, облупленные стены станционных зданий…
Лишь одна деталь сразу ярко бросилась в глаза — там сплошь и рядом вонзаются в польское небо острые, как гигантские пики, крыши католических костелов…
Была осень, народ убирал картошку, и мне показалось, что вся Польша стоит на коленях посреди своих огородов и копошится в земле.
А по вагонам уже шныряли шустрые польские торговцы с плутоватыми глазами, предлагая кошельки с изображением подмигивающих японок, авторучки с порнокартинками, от которых у стандартного целомудренного совка захватывало дух и он невольно тянулся к карману за деньгами…
— Эти поляки-торгаши постоянно пасутся в Германии в наших гарнизонах, — сказал мне полковник, сосед по купе. — Таскают с собой баулы с дешевым ширпотребом и выменивают его у офицерских жен на «злато».
Второй мой попутчик — прапорщик яростно костерил таможенников, которые отобрали у него две бутылки «сверхнормативной» водки и разбили их прямо о рельсы… Зато его утешало другое: он в большом количестве вез в Германию другой товар — прапорщик безо всякого стеснения снимал с рук по дюжине часов, хвастаясь тем, что он ловко провел таможенников и пограничников.
От него я и услышал забавный рассказ о том, как жена офицера, ехавшая в Германию, хотела припрятать от таможенников пять килограммов кофе, а попутчик ее заложил (в те времена в очередной раз у Союза были проблемы с кофе и действовал строгий лимит на провоз кофе через границу). Таможенники кофе забрали, оформили акт и горячо отблагодарили железнодорожного Павлика Морозова, забыв на радостях даже проверить других пассажиров в купе.
Женщина плакала в тамбуре и просилась у проводника на другое место — подальше от ненавистного сексота. Но тут к ней подошел Павлик Морозов и сказал:
— Я везу с собой мешок кофе. Десять килограммов ваши. Если бы я не заложил вас, в ходе проверки у меня пропало бы все…
После бедноватой, но «гоноровой» Польши, которая даже из окна вагона производит впечатление страны с весьма скромным уровнем жизни, Германия сразу очаровывает старательно и любовно устроенным порядком во всем — в качестве дорог и домов, в чистоте полей и лугов, в том истинно немецком оформлении среды обитания, каждый сантиметр которой несет на себе следы добросовестного труда.
Ступив на германскую землю, я испытывал очень сложные чувства. К естественному любопытству, смешанному с гордым сознанием того, что отцы и деды наши когда-то приходили сюда в качестве победителей, добавлялось что-то неуютное и колкое, очень похожее на ощущение того, когда вы являетесь к соседям в качестве незваного гостя…
В то время Группа советских войск в Германии была самой большой головной болью империалистических супостатов и редко какой военный этим не гордился. Более двух десятков практически полностью укомплектованных танковых, мотострелковых, артиллерийских, авиационных дивизий составляли самую сильную стратегическую военную группировку в мире. Многие десятки гарнизонов были разбросаны по всей республике, на гигантских полигонах редко когда прекращались учения и стрельбы.
В натовских штабах располагали разведданными о том, что полумиллионная группировка русских постоянно нацелена на мгновенный бросок к Ла-Маншу. Когда в штабе Группы войск я представился начальнику политического управления генерал-полковнику Ивану Медникову, он сказал мне, что эта «страшилка» в НАТО играет ту же пропагандистскую роль, что и популярный у нас тезис о постоянно растущей агрессивности империализма.
Но потом я своими глазами видел секретные оперативные карты Группы, на которых наши красные стрелы действительно упирались в пролив, а путь им могли расчищать удары тактического и более мощного ядерного оружия.
