Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата… - Геннадий Владимирович Старостенко
Я чертыхался тогда про себя: ведь обидно же, черт возьми (пусть простит меня православное священство – так ведь и Пушкин чертыхаться не боялся, а сделал для русской души больше иных моралистов), когда чьи-то ловкие ручки умело разводят по темным углам потенциальных единомышленников. И нам по-прежнему «впаривают» свои смыслы манипуляторы общественным мнением – и у них там в общественном сознании прежние големы выскакивают, и им там за океаном промывают извилины все тем же сернокислым раствором. И Фредерик этот Уайт, к которому я еще буду обращаться, по наезженной клянет ужасы советизма, опираясь на «поделки» Алексея Октябриновича. Почему бы спросить не только у советофобов и мизантропов, не у людей с порванными мнестическими связями в мозгу… а еще и у других здешних? Ведь прежде чем судить, надо и другую сторону выслушать. Что же тебе мешало, раз ты мнишь себя исследователем и приехал сюда разобраться? Как они-то, другие русские, видели ту эпоху во всей ее сложной диалектике?
И тогда изучение творческого наследия режиссера Балабанова не было бы однобоким и политизированным, и на конференции, ему посвященные, созывались бы не только Фредерики Уайты, Елены Петровские, Кириллы Разлоговы (мир праху его), Нилы Янги (Великобритания) и Анны Ниман (США).
Идеализирую. Такому, боюсь, никогда не бывать. Поле «балабановедения» уже застолбили. Будет либеральное сообщество маститых мэтров, с привлечением высоколобой заграницы, которую мы за глаза поругиваем, но которой в глазки все же заглядываем. Будут регулярные индоктринации и показы-чтения от Ельцин-центра. И будут упоительно-доверительные беседы «от сердца» на ТВ – для «простолюдян».
И никто не скажет, что депрессивное кино Алексея Балабанова никогда нельзя давать смотреть детям. Что «балабановщина» как явление может быть опасна прежде всего для подростков. Ведь есть же сайты, где детей склоняют к самоубийству. Их у нас запрещают, а они все множатся и множатся. Значит, все не просто так. Значит, есть заинтересованные силы. Взрослым-то, в общем, все по барабану, насмотрелись всякого. А дети – они в процессе становления, глина мягкая, податливая, легкое нажатие – и форма меняется. Пусть и до самого страшного не дойдет, а тяжкая депрессуха в детской душе свить гнездышко может. Чужой-то виртуальный ужасняк по большей части не так и страшен. Именно тем, что чужой, в культурный код встраивается нелегко. А свой вкрадчивее, его за правду выдают… Это вирус похлеще «китайского» – что от летучих мышей…
Вот идешь мимо скульптуры Цоя у пединститута в городе Барнауле. Большой и траурно черной, запечатлевшей барда в помпезной позе самоутверждения – с ударом по струнам и гордо откинутой головой… И читаешь крупно его слова на черном: Смерть стоит того, чтобы жить… И вроде бы правильно на первый прикид, жизнеутверждающе. Но семантика все же исходит от слова смерть… Здесь смерть первична… Понимание жизни-смерти приходит с годами, и оно должно быть философским. А совать эти сомнительные сентенции под нос молодым – надо ли…
Замечу попутно, что хотя слово bricolage можно и просто калькировать, передать транслитерацией, но все же первое его значение – «поделки». Именно это и имел в виду американец, автор «Бриколажа». Впрочем, издатели поступили правильно, иначе можно было бы ошибиться и с маркетингом. А так название книги воспринимается простым русским ухом как большая похвала ее герою.
Анна Ниман пытливо вглядывалась в меня по скайпу, иногда отвлекаясь на собаку, бродившую в доме на заднем плане. А я, в меру изощренный и в пресловутом нацвопросе, и в нацидее русской, не знал, что ответить. Ведь так и во мне самом кто-то при желании узрит антисемита. Не может же нормальный человек бегать на интервью к этому «престарелому мизантропу»…
Мне быстренько пришлось собраться с мыслями – и я заверил Анну, что у Балабанова не было ни системного антисемитизма, ни случайных юдофобий. В любом случае для еврейского сообщества он опасности не представлял. А там, где в «Брате» или «Брате-2» у него проглядывал расизм в репликах персонажей, была скорее всего попытка запечатлеть фантомы простых людей, прошедших сквозь социальные потрясения и утративших доверие к роду человеческому. Или голая конъюнктура. И фразок этих у Балабанова в общем-то кот наплакал. Они в его кино не главные. Да и стал бы убежденный антисемит воодушевляться Кафкой за два года до съемок фильма, где будто бы поднял «острейший нацвопросик» и тем позиционировал себя как «истинно русский художник», продолжатель дела скульптора Клыкова и композитора Свиридова?
Так вам ведь, господа, и его старый друг по Свердловску Евгений Горенбург подтвердит, что он совсем не такой. Впрочем, я уже прибавлю это сейчас. На момент того общения по скайпу с Анной Филимоновой (Ниман) я, если честно, мало что знал о его существовании. Но в общем я сказал ей то, что сказал бы и сегодня. Что какие-то вещи могли пролететь у него в кадре запросто, как характеристика персонажа, и только… И это не было афронтом по отношению к тем его маститым учителям кино, кто был евреем по национальности и кто исповедовал доктрины либерализма. Притом что провоцировать Балабанов мог и умел. Такого в кино до него еще не делали. Возможно, его захватило чувство, которое овладевает мальчишкой, нашедшим ржавый артснаряд и пытающимся его разобрать – а че там внутри?
Сегодня бы такое не прошло, ну, а тогда с цензурой было проще. Но проще и лично в случае с Алексеем Балабановым, он не был мастером глубокого и продолжительного дискурса.
По словам того же Шафаревича, с самого верха надзорных структур тогда было заявлено, что русский национализм представляет главную опасность для страны. Это при том, что число правонарушений на этой почве было ничтожным. (Известно, что 282-ю статью кодекса теперь еще и называют «русской».) Игорь Ростиславович рассудил по адресу власти строго: «Власть и сейчас действует так же – с подозрением к русским, готова манипулировать их чувствами, зачастую считая, что русское самосознание – уже экстремизм и что с ним надо бороться…»
В конце своего рассказа интервьюируемый бросил взгляд на вещи и с другой стороны – сказав, что поводов для новых катаклизмов у нас все же немало и раскачать лодку легко. Что установка на жесткий протест может отдавать авантюризмом и привести к разрушениям…
Да и, скажем, сам Евгений Горенбург как минимум по цензу личного обаяния отрицает все неверные предположения. И совсем не похож на тех людей, соседство с которыми может сделать человека антисемитом. Даже и с учетом того, что он один в
