Алексис Токвиль - Демократия в Америке

Я не вижу поэтому никакой явной причины, по которой учение о правильно понимаемом личном интересе должно было бы отвращать людей от религиозных верований; напротив, я думаю, что мне удалось выяснить, каким образом оно предрасполагает людей к религиозности.

Предположим, что для достижения счастья в этом мире некто склонен всякий раз не доверять инстинктивным движениям души, хладнокровно взвешивая все свои поступки, склонен не поддаваться слепо порыву первых желаний, овладевая вместо этого искусством побеждать их и обретая привычку с легкостью жертвовать мимолетным наслаждением во имя устойчивых ценностей, определяющих всю его жизнь.

Если такой человек верит в исповедуемое им религиозное учение, то он почти не ощутит бремени тех уз, которые оно налагает. Его собственный разум будет советовать ему подчиниться предписанным ограничениям, а приобретенный навык уже заранее подготовит его к необходимости их терпеть.

Даже если у него и возникнут сомнения по поводу объекта его ожиданий, он не позволит им с легкостью остановить себя и решит, что мудрее будет пожертвовать отдельными благами сего мира, дабы сохранить свои права на огромное наследство, обещанное ему на том свете.

«Если мы заблуждаемся, считая христианскую религию истинной, — сказал Паскаль, — мы не так уж много теряем, но сколько несчастий таит в себе опаснось ошибиться, считая ее ложной!»

Американцы не делают вида, что совершенно равнодушны к загробной жизни; не демонстрируют они и юношеской гордыни, якобы презирая те опасности, которых они надеются избежать.

Поэтому они исповедуют свою религию без всякой стыдливости и робости; напротив, даже в порыве религиозного рвения они остаются столь спокойными, последовательными и трезвыми, что кажется, будто не столько сердце, сколько разум ведет их к подножиям алтарей.

Американцы не только лично заинтересованы в упрочении их религии, но и часто рассматривают ее с точки зрения той пользы, которую она может принести верующим в земной жизни. В средние века священники говорили только о загробной жизни; они едва ли обременяли себя доказательством возможности для искреннего христианина быть счастливым здесь, на земле.

Американские проповедники, напротив, беспрестанно спускаются на землю, и, пожалуй, лишь с великим трудом им удается оторвать от нее свои взоры. Стараясь сильнее затронуть души своей паствы, они ежедневно рисуют перед ее очами картины того, насколько благоприятны для свободы и общественного порядка религиозные чувства; слушая их, подчас бывает трудно понять, какова же основная цель религии — обретение вечного блаженства на том свете или же обеспечение благополучия на этом?

389

Глава X О СТРАСТИ АМЕРИКАНЦЕВ К МАТЕРИАЛЬНОМУ БЛАГОПОЛУЧИЮ

В Америке страсть к материальному благополучию не всегда является преобладающей, но она свойственна всем, хотя всякий выражает ее на свой собственный лад. Забота об удовлетворении малейших потребностей тела и об обретении мелочных жизненных удобств повсеместно занимает мысли американцев.

Нечто подобное все более часто наблюдается и в Европе.

Среди причин, вызывающих появление сходных процессов в жизни этих двух миров — Старого и Нового Света, некоторые имеют прямое отношение к моей теме, и поэтому я должен их указать.

Когда богатства наследственно закреплены за членами одних и тех же семейств, вы видите, что значительное число людей наслаждаются материальной обеспеченностью, не испытывая при этом исключительной страсти к материальным благам.

Безмятежное обладание ценными вещами не привязывает к ним человеческое сердце столь крепко, как это делают не вполне удовлетворенное желание обладать ими и постоянный страх их потерять.

В аристократических обществах богатые люди, никогда не знавшие нужды, не опасаются за свое благополучие; они с трудом представляют себе, что можно жить как-то иначе. Таким образом, материальное благосостояние не является для них целью жизни; это—лишь образ их жизни. Они воспринимают его как своего рода неотъемлемую часть их бытия и пользуются благами, не особо об этом задумываясь.

Когда естественная, инстинктивная склонность к жизненным удобствам, испытываемая всеми людьми, удовлетворяется без особых хлопот и волнений, душевные силы человека устремляются в ином направлении, он ставит перед собой более сложные задачи и более возвышенные цели, которые вдохновляют и всецело захватывают его.

Именно по этой причине аристократы часто обнаруживают надменное презрение к тем самым жизненным благам, которыми они наслаждаются, а также чрезвычайную стойкость тогда, когда они вынуждены полностью от них отказаться. Все революции, потрясавшие или же уничтожавшие аристократические сословия, показали, с какой легкостью люди, привычные к изобилию, могут обходиться даже без самого необходимого, тогда как люди, достигшие комфорта благодаря своему трудолюбию, едва ли могут жить, потеряв свое благосостояние.

Если от высших кругов аристократического общества перейти к его низшим сословиям, то мы обнаружим аналогичные явления, порожденные иными причинами.

В тех странах, где господствует аристократия, лишая все общество подвижности, народ в конце концов так же привыкает к своей бедности, как богатые к своей роскоши. Одних вопросы материального благосостояния не волнуют потому, что они пользуются им без всяких забот, других — потому, что они отчаялись когда-либо достичь его и их представления о нем недостаточны для того, чтобы страстно его желать.

В обществах данного типа воображение бедноты постоянно занято картинами загробной жизни; несчастия и беды реального существования суживают воображение, но оно вырывается из их тисков и пускается на поиски вечного, запредельного блаженства.

Когда же, напротив, сословия перемешаны, а привилегии уничтожены, когда родовые имения дробятся, а просвещение и свобода распространяются все шире и шире, воображение бедных воспламеняется страстным желанием обрести благосостояние, а души богатых охватывает страх перед возможностью его утратить. Появляется множество людей, имеющих средний достаток. Его вполне хватает на то, чтобы воспитать во владельцах вкус к материальным наслаждениям, однако он недостаточен для их полного удовлетворения. Этот достаток всегда дается им с великим трудом, и вкушают они его с трепетом.

Оттого они постоянно стремятся получить или же сохранить свою долю столь дорогих, столь неполных и столь мимолетных наслаждений.

Пытаясь выяснить, какая страсть должна естественным образом стать господствующей в душах людей, внутренний мир которых определяется и ограничивается безродностью их происхождения и скромностью состояний, я нахожу, что наиболее свойственна им жажда материального благополучия. Тяга к материальному благосостоянию —