Алексис Морган - Когда все поставлено на карту

Алексис Морган

Когда все поставлено на карту

— Что, подсудимого уже доставили?

Джослен Слоун недаром славилась самообладанием, достойным древних стоиков. Сопровождающий ее караульный молча кивнул, не уловив в ее вопросе ничего, что могло бы выходить за пределы профессионального интереса. Да и с чего бы вдруг? Насколько он, как и все находящиеся здесь при исполнении, мог знать, это было всего лишь еще одно расследование, еще один судебный приговор, который требовалось сначала подтвердить, а затем тут же исполнить.

Поначалу она думала, что это чья-то дурацкая шутка. Но нет, запрос о назначении ее на ведение этого дела был действительно подан самим заключенным. Крепко сцепив руки за спиной, она стояла сейчас неподвижно, с застывшим выражением лица — почти как на военном смотре. Подчиняясь требованию момента, она готовилась сохранять невозмутимость и далее, когда войдет в камеру для допросов, где перед ней предстанет один из наиболее могущественных вампиров своего поколения — Рафферти ОʼДей, в прошлом ее друг и почти любовник.

Дверь в дальнем конце мрачного помещения отворилась, и вышедший в форме охранник жестом предложил ей пройти внутрь.

— Заключенный ожидает вас, Канцлер. Если имеете при себе какое-либо оружие, прошу оставить его здесь.

— Ты никак собираешься учить меня моему ремеслу? — Губы Джослен скривились в пренебрежительной усмешке. — Думаешь, я прикончу его сразу, не успев войти? Разве не глупо так портить себе удовольствие?

Отпихнув опешившего тюремщика, она прошла дальше, на ходу доставая свой табельный сканер. Круглый экран индикатора тут же осветился, и прибор издал пронзительный сигнал предупреждения.

Она резко повернулась к охраннику:

— Немедленно отключи все имеющиеся здесь камеры слежения! Если хоть одна из них будет работать, пока я допрашиваю заключенного, я буду вынуждена доложить об этом нарушении своему начальству. Не сомневаюсь, они будут рады позволить мне выразить свое неудовольствие любым угодным мне способом.

Она сделала шаг к охраннику, и, поскольку значительное преимущество в росте позволяло ей в прямом смысле слова смотреть на него сверху вниз, буквально испепелила его уничтожающим взглядом.

— Заключенный может быть хоть двадцать раз виновен, но никто не может лишать его установленных законом прав, пока я не приму соответствующего решения. Еще раз вмешаешься в порученное мне проведение допроса — и заплатишь кровью. Своей кровью. Уверена, заключенный не откажется, если ему предложат кое-что посвежее тех консервантов, которыми вы его пичкаете.

— А если он находится здесь лишь из-за судебной ошибки… — теперь она уже обращалась не только к тюремщику, но также и к сопровождающему ее начальнику караула, — вы оба займете место в освободившейся после него камере.

Произнеся это, она, стремясь придать дополнительный вес своим словам, а также напомнить этим двум особям мужского пола, что она хоть и не вампир, но все же не принадлежит к их человеческому племени, зловеще улыбнулась, обнажив два своих ослепительно-белых клыка. Как и все прочие Канцлеры, она не причисляла себя ни к тому ни к другому виду, хотя физически была намного сильнее похожих на нее женщин.

Охранник стал торопливо набирать шифр кода на висящей у двери клавиатуре электронного замка. Однако, похоже, он забыл, что вместе с недюжинной силой она также наделена острым слухом, который намного превосходил человеческий. Его «прессует сука», его бормотание себе под нос донеслось до нее сквозь неумолкающий писк сканера без всяких искажений, как если бы он сказал это в полный голос.

— Сладкий мой! — наклонилась она к самому его уху, понизив голос до жуткого шепота. — Ты даже еще не знаешь, как я прессую! И лучше бы тебе этого никогда не узнать!

С этими словами она прошла в тюремный коридор и с грохотом захлопнула за собой тяжелую дверь.

У самого входа в камеру с заключенным она остановилась и, чтобы хоть как-то успокоить натянутые нервы, сделала глубокий вдох. Так и не почувствовав облегчения, она толкнула стальную дверь. До последней секунды стараясь оттянуть тот неизбежный момент, когда ее с Рафферти взгляды наконец встретятся, она упорно не сводила глаз со стальной обшивки. Напомнив себе, что ее никогда еще не упрекали в робости и что дальнейшее промедление все равно ничего не даст, она решительно шагнула в камеру.

Последний раз проверив на ходу сканер, она подошла к столу, за которым уже сидел заключенный. Рафферти поднял глаза не сразу, и это дало ей несколько драгоценных мгновений, чтобы незаметно взглянуть на своего подопечного. Никогда раньше, насколько она помнила, его волосы не имели такого всклокоченного вида, да и их необычный натуральный оттенок — невозможно было точно сказать, блондин он или шатен, — теперь, казалось, навсегда был утерян. Да… похоже Северо-Американская Коалиция не слишком-то разоряется на поддержании гигиены среди заключенных.

Однако она здесь совсем не для того, чтобы с разных сторон оценивать внешность Рафферти, — ее лишь интересует, виновен он или нет, и точка. Как только она убедится, что расследование проведено грамотно, а приговор в отношении него справедлив, ей придется решить, какой смертью ему умереть. Она знала, что некоторые представители ее профессии обожают растянуть процесс, не упуская ни одной возможности, когда можно заставить подсудимого испытать боль или страх. Заключенный уже и дух испустил, а они еще долго смакуют каждое такое мгновение. Джослен, конечно, не могла одобрить ни их методы, ни такое их отношение к делу.

Ей платили не за пытки, а за приведение приговора в исполнение, да и то лишь после того, как сама завершит свое собственное расследование. Если же ее выводы по порученному делу не совпадут с выводами официального следствия, она будет вправе отменить судебное решение. Пожалуй, если бы не эта деталь, ее работа была бы совсем невыносимой.

Рафферти поднял голову. В тишине камеры послышался негромкий лязг цепей, которыми он был прикован к креслу. Наконец он выпрямился и встретился с ней взглядом:

— Джослен…

— Рафферти… — Она села напротив и достала из своего кейса документы с материалами дела.

— Извини, что приветствую тебя сидя…

Он улыбнулся, хотя улыбка его выглядела не очень естественной, когда он, оставаясь в кресле, без видимых усилий натянул до предела стягивающие его цепи. Судя по его стертым в кровь запястьям, он уже не раз пытался освободиться. Она прикинула в уме, не стоит ли ей приказать на время допроса снять с заключенного все оковы. Тот Рафферти, с кем она работала раньше, никогда не причинил бы ей никакого вреда, но кто знает, все меняется… Сейчас, глядя в эти холодные голубые глаза, нельзя было не заметить отблеск яростного пламени, которое, видимо, уже давно жгло его изнутри. Невидимое действие этого огня неизбежно должно было отразиться и на его внешности. На изможденных чертах лица уже не осталось и следа той беззаботной улыбки, что прежде всегда придавала ему особенный шарм.