Федерико Феллини - Я вспоминаю...

Первая картина, на которой я работал вместе с Латтуадой, была «Преступление Джованни Эпископо» [17]. Мне кажется, кое-что из того, что написал я, появилось на экране, но полностью я не уверен. Латтуаде понравилось то, что я сделал, и он предложил продолжить сотрудничество. И даже подарил мне идею. Из нее вырос фильм «Без жалости» — первая картина, где снялась Джульетта. Она тогда не была звездой, однако получила за эту роль «Серебряную ленту» в Венеции.

Джульетта и я подружились с Латтуадой и его женой Карлой Дель Поджио, известной итальянской актрисой. «Великолепных Эмберсонов» [18] я смотрел вместе с Латтуадой. Фильм меня потряс, хотя тогда я не догадывался, что видел только часть его. Теперь я понимаю, что чувствовал Уэллс, когда его картину так искромсали. Со мной подобное тоже много раз случалось.

Латтуада хотел основать собственную производственную компанию, куда пригласил и нас с Джульеттой. Мы стремились освободиться от продюсеров, и теперь у нас появился такой шанс. Так был создан «Капитолиум фильм». Нашей первой (и последней) картиной стали «Огни варьете». В ее создании принимал участие Пинелли, а также Эннио Флайяно, которого я знал по «Марку Аврелию». Так было положено начало важному сотрудничеству.

Предполагалось, что в «Огнях варьете» я выступлю не только в роли сценариста: Латтуада предложил мне сотрудничество и в режиссуре. Это был великодушный жест со стороны такого известного кинорежиссера, как он, хотя я чувствовал, что заслужил это право. Меня много раз спрашивали, кто на самом деле режиссер этого фильма. Как считать, чей это фильм? Его или мой? Латтуада считает его своим, а я — своим. И мы оба правы. И оба им гордимся.

Сценарий был в основном написан мною. В него вошли многие мои наблюдения и мысли об итальянском варьете. Я всегда любил этот театр, любил провинциальных артистов. Мне также поручили подбор актеров и репетиции. У Латтуады был большой опыт по части кинопостановок и режиссуры, и тут главным был он. Латтуада всегда все планировал заранее. А я нет. Я больше полагаюсь на спонтанность в работе. Но, несмотря на разницу наших темпераментов, думаю, мы с ним сняли хороший фильм, хотя никто из нас так и не пошел его смотреть.

Мне очень симпатичны персонажи «Огней варьете»: ведь они хотят быть эстрадными актерами. Уровень сам по себе неважен. Я чувствую внутреннюю связь с каждым, у кого есть желание устроить представление. Актеры из маленькой труппы мечтают о славе, но у них нет для этого возможностей. Это символизирует дрессированный гусь. Он играет свою роль от души. Персонажи были похожи на нас — создателей фильма. Мы считали, что у нас есть художественные способности. И они тоже так считали. Но наши деловые качества оказались не лучше, чем их. Мы потеряли все. Латтуада вложил в компанию больше денег, чем мы, он и потерял больше. Однако для нас с Джульеттой потеря оказалась более значительной: мы вообще не могли позволить себе что-либо терять.

Я приступил к съемкам «Белого шейха» с большим волнением, хотя теперь, по прошествии времени, работа над ним представляется мне относительно спокойной в сравнении с тем, с чем пришлось столкнуться при постановках следующих картин. Но тогда я еще не знал, что готовит мне будущее. Никогда не был силен в качестве предсказателя. Я и в текущем-то моменте не всегда хорошо разбираюсь.

После «Огней варьете» я уже не сомневался, что могу самостоятельно снять фильм от начала до конца, но пока не принял на себя всю полноту ответственности, я не понимал, что в таких случаях чувствуешь. Пока я готовился, это был ментальный процесс, но когда пошла настоящая работа, я почувствовал это нутром. Я с трудом засыпал и несколько раз просыпался посреди ночи. По мере приближения съемок я совсем перестал спать. Есть я стал больше, но радости еда больше не доставляла.

Я чувствовал себя одиноким. Теперь вся полнота ответственности была на мне; ситуация в корне отличалась от той, когда я был одним из сценаристов или разделял ответственность с другим режиссером. А что, если я провалюсь? И подведу верящих мне людей?

Нельзя было допустить, чтобы остальные знали, что я не верю в себя. Я должен быть лидером — непогрешимым или почти непогрешимым — тогда они смогут следовать за мною. Разве можно, чтобы люди, принимавшие участие в создании ((Белого шейха», подозревали, что верят тому, кто сам не верит в себя? Ни с кем, даже с Джульеттой, я не мог поделиться своими сомнениями, хотя от нее мне не удавалось полностью Скрыть свою нервозность. Когда я уходил из дома в первый день съемок, она, стоя в дверях, поцеловала меня на прощанье. И это был не обычный символический поцелуй, нет, такой пылкий поцелуй дарят, когда провожают на опасное дело, не зная, вернешься ли ты оттуда.

Мне казалось, что я на фронте и вот-вот начнется решающая битва с врагом. Куда мне податься, если я проиграю? Придется уехать из Рима. А для меня это было смерти подобно. Меня охватила паника. Казалось, я лечу в пропасть.

Помимо неизбежных трудностей, связанных с постановкой первого фильма, я настоял на том, чтобы роль Белого шейха играл Альберто Сорди, а Леопольдо Триесте — жениха. Сорди считали характерным актером без того обаяния, которое влечет зрителей в кинотеатр, а Триесте вообще был писателем, так что публика не знала его совсем. Тогда никому и в голову не могло прийти, что Сорди станет звездой. Остальные актеры, в том числе и Джульетта, тоже считались не «кассовыми», но я проявил твердость и настоял на их участии, несмотря на весьма шаткое собственное положение. Я должен был делать то, во что верил. Так я поступал и впредь.

Сорди знали как актера, дублирующего Оливера Харди в итальянских вариантах фильмов с Лаурелом и Харди. Чтобы добиться такой чести, он выдержал большой конкурс. Для меня это был показатель. Когда я познакомился с Сорди, мне на какой-то момент почудилось, что я стою рядом с Оливером Харди, хотя внешне они не похожи. Его голос для меня навсегда остался голосом Харди. Со временем мне стало интересно, какой на самом деле голос у Харди. Когда же услышал, он не вызвал в моей душе никакого отклика: то был голос самозванца. «Где Сорди? — вскричал я. — Я хочу слышать Сорди!» Мы жили в мире иллюзий, а не реальности, в искусственном коконе, к которому привыкли. Для меня отказать Альберто Сорди, не дав ему роли в «Белом шейхе» и в «Маменькиных сынках», было равносильно тому, чтобы отказать самому Оливеру Харди.

В то время Сорди был уже достаточно умелым актером, выступавшим в шоу перед фильмами в римских кинотеатрах. Работая живьем перед публикой, актер развивает в себе чувство аудитории, особую чуткость, которую приносит и в кино. Просто играть перед камерой — это одно: здесь многое зависит от обычного профессионализма, да и режиссер может помочь. Но способность тронуть души людей, тех, что со временем станут зрителями и для которых, собственно, и снимается фильм, вот что настоящее искусство. Эта его способность проявлялась уже на съемочной площадке: он трогал за живое всех нас, его снимавших.