Никита Михалков - Территория моей любви

Не могу сказать, что до армии я был большим поклонником эпистолярного жанра, но тогда других способов общения для солдат и матросов практически не было, позвонить с корабля было невозможно, а звонить из Петропавловска-Камчатского по междугородней связи было очень накладно. Максимум, что можно было себе позволить, – это купить одну минуту и сообщить, что ты жив. Поэтому письма были самым естественным способом общения, и все полтора года продолжалась моя переписка с Таней. Я обстоятельно рассказывал ей в письмах про наш быт, что мы ели, чем занимались. А Таня рассказывала мне о своих поездках с Домом моделей, о впечатлениях от Праги… И этот почти детский почерк с аккуратно выведенными буквами очень грел мне сердце.

Любимая модель Вячеслава Зайцева с коллегами. 1970‑е.

Мое дембельское путешествие из Петропавловска-Камчатского в Москву было наполнено невероятными приключениями, о которых я когда-нибудь поведаю отдельно. Самолет летел с четырьмя посадками, и каждая моя посадка была связана с достаточным количеством историй. Причем моей насущной задачей было вести себя чрезвычайно осторожно и осмотрительно, чтобы, не дай бог, по какой-нибудь нелепой случайности не оказаться задержанным патрулем до выяснения обстоятельств. Хотя все документы у меня были выправлены, и я был абсолютно легальным пассажиром нашего рейса, но тем не менее, зная, какое огромное значение имеет в подобных случаях настроение начальника патруля, я пребывал в состоянии повышенной бдительности.

Однако это не помешало мне, будучи приглашенным в салон, где сидел какой-то адмирал с адъютантами, довольно крепко с ними выпить. Что чрезвычайно меня напрягло в «Шереметьево»: за адмиралом к трапу подошла машина, а я-то в толпе пассажиров должен был выйти в город «уже без прикрытия», минуя патрули.

Всю дорогу, пока я летел, лелеял одну мечту: прилетев в Москву, первое, что сделаю, – пойду в ресторан Дома кино, вот так как есть, в морской форме, в бескозырке и бушлате, овеянный океанскими ветрами…

Когда же я (уже в реальности, а не в мечтах) шагнул за порог Дома кино, сначала меня попросту не узнали и не пустили. Впрочем, я все-таки сумел доказать, что я – это я, и поднялся в ресторан.

Какое-то азартное, веселое чувство собственного превосходства и даже надменности мною владело. В голове все время вертелась фраза из прочтенного когда-то: «Мне бы ваши заботы, господин учитель». Дело в том, что на Камчатке я очень переживал, что поезд уйдет, другие снимут лучшие фильмы и мне ничего не достанется. Изо дня в день, засыпая и просыпаясь либо в полуэкипаже, либо в каюте, с невероятным страхом и горечью я думал о том, что происходило там, в Москве, как далеко ушли мои товарищи, как много я упустил, как безнадежно отстал и мне никогда этого не наверстать! Вот я теряю время здесь, а они там работают, снимают, пишут сценарии…

Но, войдя в ресторан Дома кино, я увидел все тех же людей – с той лишь разницей, что они… девушками поменялись. Те же разговоры. Те же шутки. Те же альянсы и споры. Даже те же анекдоты… Словно время остановилось. Это меня дико поразило.

Мой приход вызвал бурную, но очень короткую реакцию. Через пять минут общения все опять занялись своими проблемами, планами, ухаживаниями и выпиваниями, и в принципе мой бравый вид военного моряка перестал их интересовать. Я стал похож на артиста массовки в фильме вроде «Оптимистической трагедии».

К счастью, в тот день там оказался Сережа Соловьев, режиссер картины «Станционный смотритель», в которой я успел сняться перед уходом в армию, и мы отсели за отдельный столик. Я начал что-то Сереже рассказывать, мы стали выпивать. Вспоминали съемки «Станционного смотрителя». Сережа рассказал мне, что фразу «Пошел!», которую ротмистр Минский кричит кучеру, озвучил мой брат, так как у нас похожи голоса, так это и осталось в картине.

И неожиданно всплыл в нашем разговоре образ Тани… Вспомнилось вдруг, что она Сережина однофамилица…

Дело в том, что я никогда не был у нее дома, телефона у нее и вовсе не было, и единственное, что я знал, что живет она на окраине Москвы, на самом выезде из нее, в конце проспекта Вернадского, в районе новостроек с домами, похожими один на другой, как две капли воды (о курьезности подобной архитектуры прекрасно рассказано в фильме Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С легким паром»).

Но в тот момент никакие «трудности предприятия» остановить нас не могли – мы решили немедля поехать и ее найти. Сама идея была безумна совершенно: конец зимы, но еще холодно, по обочинам огромные сугробы, мы куда-то летим на такси по проспекту Вернадского. Единственное, за что можно было зацепиться: однажды, когда я отвозил Таню домой, мы остановились возле ответвления дороги, и она сказала, что дальше проехать нельзя, а идти не надо, «чтобы такси не ждало». Я помнил только направление, в котором ушла моя девушка к этим домам-близнецам…

Мы остановились приблизительно в том месте, до которого я проводил тогда Таню, и направились прямиком к этим домам. Но чем ближе мы подходили, тем лучше я понимал, что это абсолютно бессмысленная, идиотская затея – искать, не зная адреса и даже приблизительно не представляя, в какой из этих многоэтажек может скрываться хрупкая манекенщица Татьяна Соловьева.

Представьте: зима, горы снега, прямоугольные серые скалы домов, и мы, два придурка, решившие прочесать целый микрорайон…

Итак, мы зашли в первый попавшийся подъезд и позвонили в первую попавшуюся квартиру. Нам открыл какой-то дядька в тренировочном костюме. Спрашивает:

– Чё надо, мужики?

– В ваших краях, – отвечаем, – манекенщица живет, ищем ее. Не знаете, часом, где обитает?

Сам вопрос был абсолютно идиотский, на месте этого мужика я покрутил бы пальцем у виска и закрыл дверь.

Но мужик только хмыкнул, да и говорит:

– У нас тут две достопримечательности: негр и эта самая модель. – И показал пальцем на соседнюю дверь.

Мы позвонили… и открыла Таня.

Поистине правы те, которые говорят: «Кто верит в случайности, тот не верит в Бога».

Через какое-то время все в том же Доме кино за очередным застольем я представил Таню друзьям как невесту, официально сделав ей предложение.

Вскоре мы всей компанией отправились в экспедицию на съемки фильма «Свой среди чужих, чужой среди своих». И Таня с нами.

Помню, предварительно мы крепко затарились алкоголем. Сели в поезд «Москва – Грозный», заняли места в спальном вагоне, и Таня сказала, что никогда не ездила на нижней полке, потому что ребенком ее всегда загоняли наверх, а уже став взрослой, сама по привычке занимала всегда верхнюю полку, потому что, как правило, была самой легкой в купе.