Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов
Эммануил снова, уже в который раз, оказался на мели, на грани выживания и, по его воспоминаниям, «три месяца пребывал в полнейшем изнеможении», в депрессии, как мы бы сегодня охарактеризовали подобное состояние. Удар оказался непреодолимым даже при его стойкости к невзгодам и регулярным финансовым потрясениям. «Если бы правительство, согласно письменным и печатным декларациям, обеспечило мое, благодаря их обещаниям, укрупненное предприятие работой, то мое положение было бы спасено. В обратном случае я ничем не владею, ибо все вложено в это большое дело».
Рассчитывать в тех условиях на государственные субсидии, которые могли хотя бы частично возместить огромные расходы, шведскому капиталисту явно не приходилось. Из семи публичных торгов, объявленных правительством в 1854–1859 годах, фирма «Нобель и сыновья» не выиграла ни одного, хотя их оферты были обычно выгоднее, чем у конкурентов.
Выход из глубокого кризиса Нобелю виделся только в одном – преобразовать остатки семейного дела в акционерное общество. В 1857 году процентная ставка в государственных банках резко упала, и дальновидные инвесторы обратились к фондовому рынку, чтобы обезопасить свои активы. «Я решил поставить фабрику на акциях. Но и здесь мы столкнемся с большими трудностями, ибо ни один капиталист не желает влезать в дело, которое требует больших усилий. И все же я надеюсь на эту возможность» (из письма Людвигу Альселю).
Его надежды не оказаться в долговой яме и остаться на плаву в сложное турбулентное время отчасти оправдались. В июле 1857 года завод «Нобель и сыновья» был преобразован в акционерное общество «Сампсониевская механическая мануфактура». Старое-новое предприятие договорилось о продолжении поставок паровых двигателей (этот заказ был получен еще в феврале 1856-го) на пароходы частной судоходной компании «Кавказ и Меркурий», совершающей перевозки на Каспийском море и в Волжско-Камском речном бассейне и выполнять заказы для «Финского пароходного общества». Последнее, возглавляемое Рафаэлем фон Гартманом, обслуживало Неву и ее многочисленные притоки, включая маршрут от столицы до Шлиссельбурга, где Нева впадает в Ладогу. В шестидесятые годы заметную роль в развитии этого пароходного предприятия сыграет Роберт Нобель.
Но спасти положение только за счет заказов частных компаний новоиспеченный акционер не мог и поэтому уже спустя два года скрепя сердце вынужден был вернуть акционерам последние кровные сбережения. Оставаться в России без денег, без госзаказов в промышленных масштабах, без мало-мальских связей в обновленных министерских кабинетах иностранный капиталист не считал целесообразным. Начинать очередную сомнительную реконструкцию фирмы, тем более с кем-то в долях, однозначно не желал. Оставив завод, вернее то, что от него оставалось (производственное оборудование, станки и стены), на растерзание прожорливым кредиторам, в середине лета 1859 года вместе с женой и младшим сыном Эмилем он принял решение вернуться на родину.
Добираться до Або Эммануил предпочел один, чтобы на месте осмотреться, прощупать почву, уладить организационные вопросы и через пару-тройку недель спокойно дождаться семью, к которой к тому же присоединилась для возвращения в родной Стокгольм родная сестра Мины и племянница Андриетты Шарлотта (Лоттен) Альсель. Переезд завершится благополучно, но ни Эмиль, ни Андриетта, ни зачинатель династии будущих «русских» промышленников Нобелей в России больше никогда не побывают.
В Стокгольме денег едва хватило на то, чтобы напополам с многодетным рабочим-металлургом арендовать старенькую ферму в пригородном районе Йоханнесдаль (в настоящее время – муниципальный округ Худдинге), и не претендовать ни на что большее в период кризиса и обнищания. Самое поразительное, что, даже в состоянии крайнего эмоционального и финансового упадка, еще до переезда в Швецию, Эммануил сделал один за другим чертежи нескольких изобретений – например, разработал усовершенствованные барометр и манометр, изобрел приспособление для точной дозировки жидкостей. Права была Андриетта, говоря об изобретательной натуре супруга: «Он любил фантазировать, даже лежа на диване».
* * *
Тем временем Роберт, Людвиг и Альфред остались в Петербурге, где на плечи взрослых сыновей Нобеля-старшего легло необычайно ответственное поручение – осуществить ликвидацию семейного предприятия. В те сложные для всех Нобелей годы, пожалуй, только Людвиг, несмотря на хронически слабые легкие и затяжные ангины даже в летние месяцы, более или менее чувствовал себя счастливым – а именно счастливым семьянином. За месяц до отъезда родителей (отец и мать не покидали Россию как раз по причине ожидания рождения внука), в июне 1859 года, у Людвига с Вильгельминой родился крепкий и здоровый первенец Эммануил, получивший имя в честь славного деда.
Мине, узнавшей радость материнства и заботу супруга, захочется иметь еще детей, и даже прогрессирующий туберкулез не помешает ей благополучно выносить еще двух здоровых младенцев – в 1862-м она родит мальчика Карла, а в 1866-м девочку Анну. Людвиг Нобель, с юности рассудительный, серьезный и справедливый, оптимистически считал, что их род в будущем принесет миру и человечеству много блага, и желал стать отцом большого семейства. После ранней смерти Мины от второго брака с Эдлой Констанцией (Константиновной) Коллин (1848–1921) у Людвига будет еще семеро детей, не считая умерших после родов.
Тем же летом 1859 года произошло еще одно событие, во многом определившее дальнейшую судьбу двух других братьев – Роберта и Альфреда. В сущности, речь идет об истории банальной и старой, как мир: оба брата влюбились в один и тот же «гений чистой красоты», которую звали Паулина Леннгрен. Ей было 19 лет, она была дочерью богатого фабриканта из Гельсингфорса Карла Леннгрена и, как многие тамошние девушки из состоятельных семей, время от времени приезжала в Петербург, чтобы побродить по его модным магазинам и портнихам.
Соперничество в любви, вне сомнения, внесло напряжение в отношения между братьями. Но Роберт, видимо, счел, что младшему брату жениться пока рановато, а вот ему в самый раз, и решил, что для завоевания сердца любимой женщины поистине все средства хороши. Мы не знаем и уже никогда не узнаем, что творилось в сердце юной Паулины в те дни. Принимая деликатные ухаживания обоих братьев, она находилась на распутье, не отдавая внешне предпочтения ни одному из них и действуя в соответствии со стихотворением Козьмы Пруткова о доблестных студиозусах Вагнере и Кохе – «мне нравятся очень обои».
Как бы то ни было, переломный момент в этой истории произошел в ночь на 29 августа, когда Роберт просидел до четырех утра за письмом Паулине. Произошло это после того, как ему стало известно, что Альфред накануне попросил девушку о встрече для «серьезного разговора», который он назначил на вторник, 30 августа. Нетрудно догадаться, о чем именно должен был быть этот разговор. В письме Роберт писал, что Альфред – не единственный, кто претендует на ее руку и сердце, что в его груди тоже бьется сердце честного викинга, и потому во время
