Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий
Трудно далось царю это решение. М.И. Кутузов после Аустерлица на время впал в немилость. Других отечественных военачальников царь ставил ещё ниже. Вновь приглашать Ж.В. Моро из Америки было некогда. В конце концов Александр склонился к мнению двора вверить главное командование самому популярному из сохранившихся екатерининских полководцев, соратников П.А. Румянцева и А.В. Суворова. Таковым был признан генерал-фельдмаршал граф Михаил Федотович Каменский (1738–1809 гг.) — отец двух известных российских военачальников, генералов от инфантерии Сергея Михайловича (1771–1834 гг.) и Николая Михайловича (1776–1811 гг.); второй из них прославился ещё в Швейцарском походе Суворова, штурмом взяв Чёртов мост, за что Суворов прозвал его, 23-летнего полковника, «Чёртовым генералом» и представил к генеральскому чину. Сам Михаил Федотович когда-то, по свидетельству Дениса Давыдова, «имел счастье нести в общем мнении и в мнении самого Суворова высокую честь единственного его соперника»[296], а теперь был уже «ветеран с придурью» (так сказал о нём К.В. Нессельроде) — оглохший, полуослепший и наполовину выживший из ума.
«Пиит пиитов» Г.Р. Державин посвятил Каменскому хвалебную оду с такими строками:
Оставший меч Екатерины,
Булат, обдержанный в боях!
Царь и царица Елизавета Алексеевна приняли М.Ф. Каменского в своих дворцовых апартаментах как спасителя и напутствовали его на «святое дело» борьбы с Наполеоном, призывая к «спасению горячо любимой им Родины»[297]. Вслед за тем Александр I предписал Синоду, чтобы по всем церквам возглашалась анафема Наполеону как антихристу, «твари, совестью сожжённой и достойной презрения»[298].
В тот день, когда россияне впервые услышали эту анафему (7 декабря), Каменский прибыл к армии и моментально учинил в ней хаос. «Последний меч Екатерины, — иронизировал над ним осведомлённейший мемуарист Ф.Ф. Вигель, — видно, слишком долго лежал в ножнах и оттого позаржавел»[299]. Его распоряжения оказались настолько путаными, что всё смешалось и целую неделю командиры отдельных частей не знали, где армия, что с ней и есть ли она вообще. Сам Каменский, убедившись в собственной беспомощности, через шесть дней самовольно покинул армию и уехал к себе в имение (Орловского уезда), а перед отъездом приказал: «Всем отступать, кто как может, в пределы России»[300]. Александр I, узнав об этом, сказал окружающим: «Угадайте-ка, господа, кто первый бежал из армии?»[301] Самому же «спасителю» царь направил жёсткий рескрипт: «Хотя и с прискорбием, но не обинуясь, должен я сказать вам, что таковой предосудительный поступок, если бы он сделан был кем-либо другим, надлежало бы предать строжайшему военному суду, коего неминуемым последствием было бы лишение живота»[302]. Генерал-фельдмаршал граф М.Ф. Каменский избежал военного суда, но спустя два года подвергся «лишению живота», более страшному, чем расстрел или даже виселица, — его зарубил топором собственный дворовый[303].
Официально Александр I объявил вторую с 1805 г. войну Франции манифестом от 16 ноября 1806 г.[304] Наполеон, как только узнал об этом, по своему обыкновению стремительно пошёл навстречу русским войскам и 19 декабря занял Варшаву — бывшую столицу Польши, а теперь город и стратегический пункт на крайнем востоке прусского королевства. Новая война между Россией и Францией запылала на исконно польских землях. Напомню читателю, что трижды, в 1773, 1793 и 1795 г., Польшу, «эту несчастную страну (цитирую Д. Чандлера. — Н.Т.), делили её мощные и прожорливые соседи — Россия, Пруссия и Австрия»[305]. Теперь, в 1806 г., Польша встречала Наполеона с восторгом и надеждой на него как на освободителя, способного восстановить единую, неделимую и независимую Польшу. Наполеон, однако, хотя и сочувствовал полякам и даже использовал «польские легионы» в составе своей Великой армии, не торопился оправдывать их надежды. «Мне хотелось бы сделать Польшу независимой, но это трудное дело, — говорил он Л.А. Бурьену. — Австрия, Россия и Пруссия все отрезали себе от этого пирога; если зажечь спичку, кто знает, чем кончится пожар. Мы должны оставить это дело хозяину всего — времени»[306]. Время покажет, что Наполеон и тогда считал вероятным (несмотря на две войны!) союз Франции с Россией, при котором восстановление независимой Польши (Речи Посполитой, как она называлась) было бы невозможно, ибо означало отказ Пруссии, Австрии и России от всех польских территорий.
Кампания 1806 г. в Польше ужаснула французов (россиян — тоже, но лишь отчасти) погодными и дорожными условиями. «Здесь не четыре, а пять стихий, — досадовал Наполеон. — Пятая стихия — грязь». Эта «пятая стихия» лишила Наполеона его важного козыря — быстроты манёвра: любой род войск «останавливали непроходимые грязи, среди коих тонули пушки и обозы, вязли люди и лошади, все движения замедлялись»[307]. К вязкой грязи добавились снежные метели и каменевшие от мороза ухабы. Все кареты Наполеона сломались в грязи польских дорог, а карета обер-гофмаршала М. Дюрока опрокинулась на ухабах, переломив ему ключицу[308]. В этих условиях война приняла затяжной позиционный характер, а в такой войне неожиданно проявил себя с лучшей стороны генерал от кавалерии барон Леонтий Леонтьевич Беннигсен (1745–1826 гг.), один из главных убийц Павла I, слывший, подобно М.Ф. Каменскому, соратником великого генералиссимуса А.В. Суворова, хотя под командованием Суворова он участвовал только в подавлении польского восстания 1794 г.
Беннигсен отказался выполнять приказ Каменского об отступлении в Россию и продолжил боевые действия. Фигурально говоря, он сыграл вничью 26 декабря 1806 г. при Пултуске (в 35 км севернее Варшавы) с лучшим из маршалов Наполеона Ж. Ланном. Правда, Беннигсен имел здесь более чем двойное превосходство в силах: 45 тыс. человек против 20 тыс. у Ланна[309]. Но именно Беннигсен и вынужден был с наступлением ночи отступать от Пултуска на север. Впрочем, Ланн не имел ни сил, ни возможностей его преследовать. Е.В. Тарле так подытожил эти события: «Сражение окончилось без явного перевеса в ту или иную сторону, и, как всегда в таких случаях бывает, обе стороны рапортовали своим государям о победе. Ланн донёс Наполеону, что русские с тяжёлыми потерями отброшены от Пултуска (здесь-то налицо
