Предтеча Ленина. В спорах о Нечаеве - Александр Григорьевич Гамбаров
Установленная погоня не давала Нечаеву возможности долго оставаться на каком-нибудь определенном месте. Не желая попасть в лапы царскому правительству, Нечаев принужден был перекочевывать из города в город, из одного государства в другое, меняя каждый раз свою фамилию. Начиная с этого времени, трудно проследить за деятельностью Нечаева в Западной Европе. Он настолько часто менял свое местожительство, что даже друзья и те надолго теряли его из виду.
Целых два с половиной года длилась эта погоня. За это время царские шпионы наводнили почти все западно-европейские государства. Но недаром Нечаев был хорошим конспиратором, он все время благополучно увёртывался от царских шпионов. Чтобы поймать Нечаева, русскому правительству пришлось подкупить полицию различных стран и назначить награду за его обнаружение огромную сумму. Можно определенно сказать, что никого, даже самого опасного революционера не разыскивала так царская полиция, как разыскивала она Нечаева. Из шпионов никто не мог напасть на настоящий след Нечаева. Оставалось одно – нужно было подкупить не только иностранную полицию, но и кого-нибудь из лично знавших Нечаева в лицо, т. е. прибегнуть к форме предательства со стороны какого-нибудь эмигранта.
Таким предателем, находившимся уже давно на службе II Отделения, и был польский эмигрант Адольф Стемпковский, который должен был указать Нечаева русским агентам. За это Стемпковскому обещано было царским правительством помилование в связи с его участием в польском восстании 1863 года. Последние месяцы своей жизни за границей Нечаев жил в Швейцарии, в городе Цюрихе. Жил он в то время у одного польского революционера по фамилии Тюркский и вел довольно замкнутый образ жизни, так как собирался перед этим переехать во Францию. Здесь, на квартире у Турского с ним познакомился Стемпковский, который сам вызвался достать Нечаеву необходимый паспорт для поездки в Париж. Не подозревая ничего о предательских замыслах Стемпковского, Нечаев согласился на его предложение. 14 августа 1872 года Стемпковский назначил свидание Нечаеву в одном из отдаленных ресторанов города Цюриха. В это время в ресторане вместе со Стемпковским поджидали Нечаева двое переодетых русских шпионов и несколько швейцарских полицейских. Войдя в ресторан, Нечаев сейчас же приступил к своей беседе со Стемпковским.
Но не успел он обменяться и несколькими словами, как на него набросились переодетые полицейские и сейчас же заковали в ручные кандалы. Арестованного Нечаева немедленно отвезли в швейцарскую тюрьму, где и продержали два месяца, вплоть до его выдачи русскому правительству. Известие об аресте Нечаева русской полицией встревожило эмигрантскую колонию. Начались усиленные протесты, которые, впрочем, кроме платонического возмущения, не вылились в реальную форму. Так же неудачно закончилась и попытка отбить Нечаева из рук полиции во время перевоза его из тюрьмы на станцию железной дороги. В октябре месяце 1872 г. Нечаев был выдан русскому правительству. Закованного в ручные и ножные кандалы, его увезли в Россию и 19 октября 1872 г. заключили в одиночную камеру Петропавловской крепости.
Судьба Нечаева была заранее решена. Царское правительство охотно повесило бы Нечаева, если бы не было связано известными обязанностями перед Швейцарией судить его не как политического, а как уголовного преступника. Поэтому для проформы оно должно было проделать над ним всю процедуру уголовного суда. О революционной деятельности Нечаева на суде ни слова не было сказано.
Судили его, как обыкновенного убийцу студента Иванова. Но если правительство старалось скрыть от общественного мнения политический характер деятельности Нечаева, то сам Нечаев не мог примириться с этим и во всеуслышание гордо заявлял о своих революционных убеждениях. С момента своего ареста со всеми властями Нечаев держался гордо и независимо. Так же гордо и независимо, заложив в руки в карманы, вошел он и в зал Окружного суда. На обычный вопрос председателя об имени и фамилии подсудимого – Нечаев вместо ответа заявил: «Не признаю этого суда, я – эмигрант и, как эмигрант, не признаю русского императора и здешних законов».
Такое смелое заявление о своих политических убеждениях никогда еще не раздавалось в зале царского суда. После этих слов Нечаева сейчас же вывели и в коридоре жестоко избили. Но когда его снова ввели в залу суда, он с не меньшей силой крикнул на весь зал: «Да здравствуют римские законы», т. е. не законы царя, а законы народа. За время процесса Нечаева неоднократно выводили из зала суда, но всякий раз он заявлял свое презрение к судьям ко всему царскому порядку. Ненавидя царское правительство, Нечаев и в последнюю минуту не побоялся заявить об этом. Суд приговорил Нечаева к самой высшей мере наказания, какая могла быть применена к уголовному преступнику – к 20 годам каторжных работ в Сибири.
Но и этой меры наказания правительству было все же мало: в момент суда Нечаеву было всего лишь 25 лет, а через какие-нибудь 20 лет он получил бы право выйти на поселение или, вырвавшись из Сибири, снова бежал бы за границу. Правительству необходимо было замуровать его на всю жизнь в какой-нибудь тайной тюрьме. Из боязни, что Нечаев мог бежать из Сибири, Александр II самолично распорядился – под видом отправки его в Сибирь осторожно заключить навсегда в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Алексеевский равелин представлял тайную и самую страшную тюрьму, какая только была в царской России.
Тюрьма эта расположена на острове и окружена со всех сторон водою. В нее редко кого сажали. К моменту заключения Нечаева в ней сидел уже около двадцати лет только один «таинственный узник – Бейдеман. От долгого одиночного заключения Бейдеман давно сошел с ума, и с тех пор его дикие крики беспрерывно оглашали своды Алексеевского равелина.
Алексеевский равелин представлял собою вечную тюрьму: сюда вводили людей, а обратно выносили только мертвыми. В такую вот тюрьму по приказанию царя и был пожизненно заключен Нечаев. Очутившись в равелине, Нечаев должен был забыть свои имя и фамилию. Страже было отдано приказание не разговаривать с ним, не называть его ни по имени, ни по фамилии, а обозначать только номером камеры, в которой он был заключен. № 5 – так стал обозначаться Сергей Нечаев на языке тюремщиков.
* * *
Царское правительство хотело сохранить в тайне, что оно отправило его не в Сибирь, а в одиночную камеру Алексеевского равелина. В Алексеевском равелине никогда не сменялась стража. Из опасения, чтобы стража равелина не могла вынести за ворота равелина его тайн, стражу не выпускали из равелина. Мало того, за стражей в свою очередь следили специально приставленные жандармы.
Словом, Нечаев всецело был предоставлен власти тюремщиков, которые, не разговаривая с
