Я не вру, мама… - Тимур Нигматуллин
– Помощник, – сказал он и махнул рукой, – заходь.
Я зашел во двор и закрыл за собой калитку. Рядом с крыльцом дома лежала лохматая дворняга.
– Не бойся, – сказал Иван Алексеевич, – своих не кусает… Светочка! К тебе пришли.
Светочка… Я представил Сталкера Светочкой, но получилось слабо. Зато предательское чувство ее похожести с моими врагами ощутил сполна. Такое чувство у меня уже однажды просыпалось. Дело было в садике, когда меня по каким-то причинам не забрали родители и я ночевал с воспиталкой на одной раскладушке. Еще утром она меня била скакалкой по жопе, а уже ночью укрывала одеялом и рассказывала сказку, чтобы я уснул. Как же мне трудно было на следующий день вывести ее из себя и заставить прекратить называть меня ласкательными именами. Она трижды прощала мне нарушение тишины, а на четвертый тихо сказала: «Я уж подумала, что ты нормальный, Муратов» – и стеганула скакалкой по спине.
И вот то же самое наступило и сейчас. Мне налили чай с малиновым вареньем и расспрашивали, как живут мои родители.
– Нормально живут, – ответил я, – на румынский гарнитур третий год копят. Вы же их видите на родительских собраниях.
– А дедушка с бабушкой?
– Абика с Бабаем живут тоже хорошо. Мне на велосипед копят, – ответил я и в знак любезности тоже задал вопрос: – А ваши дети как поживают?
Иван Алексеевич взглянул на жену и потер колени.
– Ну что, за дело? – сказал он. – Пошли покажу, где лопаты.
Я поднялся из-за стола и последовал за ним. Завша осталась на кухне, задумчиво рассматривая чайную ложку.
Огород Тарковских был засыпан пухом. Грядки клубники, чеснока и лука утопали под толстым слоем белых тополиных семян. Пух тянулся от дальнего края двора вплотную к дому, переходя через сеновал, словно через горный перевал.
– Ваня, подожди! – Сталкер с граблями в руках подбежала к нам.
Я засмотрелся на нее. Волосы собрала в пучок. Гамаши, стоптанные кеды. Клетчатая рубашка завязана узлом спереди. Такую я ее еще не видел. В школе – в строгом костюме, на улице – в сарафане или плаще и на каблуках. А тут словно Клара Лучко, что мчится навстречу Будулаю.
– Смени одежду. Замараешь свою. – Она протянула мне сложенные вещи. – Новые, не ношенные. Что смотришь? Твой размер.
Я развернул трико и олимпийку. Приложил к себе. Действительно, мой размер.
– Переодевайся и к нам, – улыбнулась она и стала граблями елозить по огороду, собирая пух к мусорному баку возле забора.
Я забежал в дом и быстро скинул брюки и рубашку. Натянул трико, пролез в олимпийку и посмотрел в зеркало. Нормально. Всегда такую хотел. Синяя, с красными полосками на плечах. Замочек под горло. В верхнем углу зеркала на стальном креплении была зажата фотокарточка. Вынув ее из зажима, я пригляделся. Молодая Сталкер с Иваном Алексеевичем стояли возле городских фонтанов. Между ними стоял мальчик примерно моего возраста. Я вернул фотокарточку на место и вышел из дома.
Иван Алексеевич двигался с метлой от забора, сгоняя пух. Ему навстречу граблями тянула пух Сталкер. Меня они уже не замечали. На крыльце возле кувшинчика с водой лежал коробок спичек. Я поднял его. В голове мгновенно созрел рационализаторский план. Пока эти двое мучаются с пухом, собирая его по всему огороду, я поступлю иначе.
С третьей попытки ручеек, сделанный наподобие бикфордова шнура, вспыхнул и побежал к огороду. На секунду остановившись на кромке пухового одеяла, застилавшего огород, огонек рванул дальше, расползаясь по всему периметру заснеженного поля.
Сначала ко мне обернулся Иван Алексеевич, затем ошеломленно взглянула Сталкер и, роняя грабли, бросилась к убегающей от нее линии огня. Белое покрывало огорода вмиг превратилось в огненный ковер, запылав со всех сторон. Один огонек лизнул сеновал, и стог сена, захрустев, вспыхнул, как облитый керосином хворост. Повсюду что-то загоралось и трещало. Сарай позади дома, деревянный загон, уличный туалет… Иван Алексеевич метался из стороны в сторону, пытаясь потушить эту огненную фиесту своим пиджаком. Сталкер носилась по двору, пытаясь спасти от пламени хоть что-нибудь. Я тоже носился, то падая, то ползая по огороду, туша необдуманные последствия своего рационализаторского плана.
– Пожарку! – наконец заорал Иван Алексеевич. – Ноль один! Скорее!
Три боевых пожарных отряда тушили дом Тарковских до позднего вечера. Тремя брандспойтами были залиты все комнаты кирпичного дома. Полгорода сбежалось поглазеть, как горит дом на набережной.
– Основное спасли, – сказал капитан-пожарный. – Кто поджег, знаете?
– Нет, – ответила Сталкер, – не знаем.
– Тимуровцу награду дайте, – пожал мне руку капитан, – он вызвал нас. Сообразил. Осторожней с огнем. Целиноград пылает!
– Хорошо, – устало произнесла Сталкер, вытирая сажу с лица, – будем.
Во дворе возле сгоревшего сарая сидел Иван Алексеевич. Я сел рядом. Он тяжело вздохнул и посмотрел на меня:
– Зато пуха нет. Правда?
– Извините меня, – чуть не плача, сказал я, – не специально. Я думал…
– Знаю. Сам в детстве хату спалил. Корова заживо сгорела. А тут, подумаешь, сарайку в пепел превратили. – Он подмигнул мне. – Сталкер только с тебя до осени не слезет.
– Это ладно, – улыбнулся я и, не сдержавшись, рассмеялся во весь голос.
Иван Алексеевич тоже захохотал, хватаясь за живот. Услышав наш смех, из дома выбежала Светлана Ивановна, моя завша, и, глядя на нас, залилась смехом, размазывая слезы по испачканному сажей лицу…
Наутро в школе было тихо. Все ученики отправились на заслуженные каникулы. В учительской сидели я и Светлана Ивановна в строгом драповом костюме и на каблуках.
– В июне на тебе Паустовский и Бианки. На выбор.
– Паустовский, – сказал я.
– Через месяц проверю. Не прочитаешь, сразу на второй год. Вопросы?
– Полное собрание?
– Если такой умный, то и Бианки возьмешь.
Я решил больше не испытывать судьбу и покорно кивнул.
Весь июнь я читал Василия Яна. Отец выписал книги из московского издательства еще в январе и получил их к лету. Отложив романы про Спартака и Македонского, я погрузился целиком в татаро-монгольское иго. Читал я по вечерам, днем же помогал Сталкеру и Ивану Алексеевичу строить новый сарай.
Ровно через месяц я отвечал на вопросы завши по книге «Лесная газета», которую прочитал с Бабаем еще зимой.
Глава 14
Дикоображный еж
– Встаньте! – сказал судья. – Иваниди, Муратов, вставайте и отвечайте честно. Кто вас надоумил?
– На что надоумил, дядя судья? – спросил Иваниди, удивленно разглядывая судью и поворачиваясь ко мне. – Что мы сделали-то?
Я пожал плечами и огляделся по сторонам. В актовом зале школы на длинных рядах скамеек, выстроенных по типу картофельных грядок, вплотную друг к другу сидели люди. Словно ботва
