Аннелиз - Дэвид Гиллхэм
Через три дня вагоны с грузом прибывают в пункт назначения: бывшую кавалерийскую базу в болотистой местности на юге Польши близ деревушки, которую немцы зовут Аушвиц.
9. Молитва
Иногда, когда я стою в каком-нибудь углу лагеря, попирая ногами Твою землю и подняв глаза в Твои Небеса, по лицу моему текут слезы, рожденные глубоким чувством, слезы благодарности. И ночью, когда я лежу в постели и мысли мои с Тобой, о Господи, слезы благодарности струятся по моим щекам. Вот моя молитва. Аминь.
Молитва, сочиненная Этти Хиллезум
в концлагере Аушвиц-Биркенау
незадолго до смерти в марте 1943 г.
1944
Концлагерь Аушвиц II
БИРКЕНАУ
Женский лагерь Б-1а
Блок 29
ОККУПИРОВАННАЯ ПОЛЬША
— Мама! — Сестра обезумела. — Мама, мы здесь умрем! Я знаю это!
— Заткнись, Марго! — огрызается Анна, дрожа и прижимаясь к матери. — Так нельзя говорить!
— Можно, потому что это правда! — кричит в ответ Марго, не сдерживая бушующего в ней гнева; лицо ее похоже на скомканный лист бумаги.
— Тише, девочки, тише, — велит мать. Все трое ютятся вместе с еще семерыми на нижнем этаже нар, которые служат им «кроватью»; солома, на которой они лежат, воняет испражнениями: ведь моче и дерьму деться некуда. Они безумно оголодали и замерзли, но в этом кошмаре мама, кажется, обрела свою истинную природу. Анна потрясена ее преображением. И стыдится той неприязни, что некогда разделяла их, и бесконечно благодарна даже за такую тонкую защитную броню. В разлуке с Пимом мать стала другим человеком: каждое слово и каждый ее поступок отражает единственную цель — сделать все, чтобы выжили дочери. И пусть ее тело превратилось в сморщенную желтую перчатку, натянутую на кости, она обещает им: «Мы выдержим это. Да».
— Но, мама, — выдыхает Марго, не утратившая здравого смысла. — Как ты можешь такое обещать? Мы тут хуже вшей! — говорит она.
— Мама, заставь ее замолчать! — восклицает Анна, бросая на сестру самый свирепый взгляд, на какой способна. — Ты слышала, что сказала мама? Она нас защитит!
— От холода, Анна? От дизентерии? Думаешь, кто-то нас от этого защитит? Не будь идиоткой!
— А ты не будь сукой!
— Анна! — одергивает ее мать.
— Но она сука, мам! Глупая сука.
И вдруг руки матери обнимают ее, ласково и сильно, и Анна слышит, как мать бормочет ей в ухо:
— Все хорошо, моя девочка. Деточка моя. Все хорошо. — Медленно и ласково баюкает, утешая: — Моя маленькая, моя доченька. Я знаю, ты зла, очень зла. И тебе страшно, очень страшно. Но мы здесь, мы вместе, мы живы. Обе мои девочки со мной, и они живы. — Подавшись вперед, она заключает в объятья обеих своих дочерей. — Вы обе со мной, и мы живы, — повторяет она. — И за это я благодарю Господа. И прошу Его защитить вас от холода, когда я не смогу. От болезни, когда я не смогу. И указать нам путь через это испытание. Я так вами горжусь. Моей красавицей Марго и моей красавицей Анной. Вы такие сильные. Очень сильные. И я знаю: Бог вас видит. И Он благословит вас и оборонит.
Анна чувствует холод в глазах, это слезы; она крепко сжимает руку матери:
— Аминь, мамочка, — плачет она. — Аминь.
— Аминь, — рыдает Марго.
— Аминь, — шепчет мать.
Молитва среди польских болот.
В холодном бараке блока номер двадцать девять.
В женском лагере В-1а.
В Аушвице II.
В Биркенау.
10. Надежда
…надежда рождает жизнь, она возвращает нам мужество, она возвращает нам силу.
Дневник Анны Франк,
6 июня 1944 г.
Я стояла на морозе и ждала. И тут вдруг меня кто-то окликнул по имени… и это была Анна.
Ханелли «Лис» Пик-Хослар
вспоминает Берген-Бельзен.
«Вспоминая Анну Франк»,
документальный фильм
1945
Концентрационный лагерь
БЕРГЕН-БЕЛЬЗЕН
Лагерь для девочек
Люнебургская пустошь
ТРЕТИЙ РЕЙХ
За двенадцать недель до освобождения
Анна и Марго, дрожащие, льнущие друг к другу, уже лишились матери. Перед эвакуацией, предшествовавшей окончательному отбору в Биркенау, мать осталась в лазарете, и они осиротели. Марш-бросок по заледенелым дорогам, забитым солдатами вермахта, в панике отступающими под натиском Красной армии, а потом — перегон в зловонном товарном вагоне без пищи и воды, и вот их вышвыривают на этой жуткой пустоши, в хрустящую под ногами снежную крупу, в первобытные условия. В этом лагере нет газовых камер, да они и не нужны. Эсэсовцы прекрасно чувствуют себя по одну сторону колючей проволоки, а по другую — голод, суровая зима и эпидемии все сделают за фюрера. Бараки кишат заразой. Тиф висит над любой потасовкой за крошку хлеба. В первые же шесть недель Марго ослабевает настолько, что едва может ходить. Говорить она не может, ее одолевает лающий кашель. Палатка, где они укрывались поначалу, обрушилась в грозу, и теперь они обитают в холодном завшивленном бараке, сбившись в кучу на нижнем ярусе деревянных нар. Это Берген-Бельзен, здесь живет ангел смерти.
Но не для всех. В этой жуткой выгребной яме имеется одно место, где можно худо-бедно жить. Это Sternlager, Звездный лагерь, Свободный лагерь, где содержатся так называемые «привилегированные» евреи. То есть те, которые, по мнению СС, еще пригодятся как заложники. В нем есть еда — дурная, но тем не менее еда. Узники этого лагеря носят собственную одежду, а не полосатые робы или снятые с мертвецов обноски; там не бреют головы и не разделяют семьи. Проволочное ограждение, отделяющее этот рай на земле от так называемого «лагеря для девочек», плотно забито соломой, но есть участки, где ее выдернули. Открыли лазейку между жизнью и смертью.
Именно через такую, размером не больше кулака, Анна и воссоединяется с любимой подругой Ханнели. Милой, милой Лис. Когда Анна скрывалась в Убежище, Лис наполняла ее ночные кошмары. Милая Лис представлялась ей за колючей проволокой, в лохмотьях, замерзшая и молящая о еде, пока Анна спала под толстым одеялом и ела досыта. Анна плакала. Звала подругу. Но в Берген-Бельзене кошмар сбывается наоборот: Ханнели получает посылки от Красного Креста, а Анна, больная и несчастная, дрожит от холода по другую сторону проволочной ограды.
Зимняя
