Тензин Гьяцо - Свобода в изгнании. Автобиография Его Святейшества Далай Ламы Тибета.

Тем временем наступила весна, а с ней и расцвет природы. Вскоре горы покрылись дикими цветами; трава приобрела совершенно новый, яркий оттенок зеленого цвета; воздух наполнился свежими изумительными ароматами — жасмина, жимолости и лаванды. Из своих комнат в монастыре я мог видеть реку, к которой крестьяне пригоняли пастись овец, яков и "дзомо". Я мог видеть, не без зависти, группы отдыхающих, которые приходили почти каждый день, чтобы разжечь костерок и приготовить еду на самом берегу реки. Все это для меня было так притягательно, что я набрался смелости и попросил у Линга Ринпоче немного свободного времени для себя. Он, должно быть, испытывал те же чувства и, к моему удивлению, дал мне выходные дни. Кажется, я никогда не был так счастлив, как в эти несколько дней, за которые облазил всю округу. В один из своих походов я посетил бонский монастырь. Мое настроение омрачало только то, что я знал: впереди тревожные времена. Вскоре мы должны были получить известия от Нгабо из Пекина. Я совсем не исключал того, что новости могут быть плохими, и, тем не менее, был совершенно потрясен, когда услышал, что произошло в Пекине.

В монастыре у меня был старый радиоприемник Буша, который работал от шестивольтовой батарейки. Каждый вечер я слушал передачи "Радио Пекина" на тибетском языке. Иногда при этом присутствовал кто-нибудь из чиновников, но чаще я слушал один. Большинство передач было заполнено пропагандой о "Славной Родине-Матери", но должен сказать, что многое из услышанного производило на меня большое впечатление. Постоянно велись беседы об индустриальном прогрессе и о равенстве всех граждан Китая. Все это выглядело как гармоничное сочетание материального и духовного прогресса. Но вот однажды вечером, когда я сидел один, радио вдруг заговорило совсем по-другому. Неприятный резкий голос объявил, что в этот день представители правительства Китайской Народной Республики и того, что они назвали "местным правительством", подписали "Соглашение из семнадцати пунктов о мирном освобождении Тибета".

Я не верил своим ушам. Я хотел вскочить и позвать кого-нибудь, но был так ошеломлен, что сидел как прикованный. Диктор описывал, как "за последние сто и более лет" агрессивные империалистические силы проникли в Тибет и "совершали всякого рода обманы и провокации". Он добавил, что "в таких условиях тибетская нация и народ были ввергнуты в пучину рабства и страдания". Мне стало физически плохо, когда я слушал эту невероятную смесь лжи и вычурных штампов.

Но дальше пошло еще хуже. В пункте первом этого "Соглашения" утверждалось, что "тибетский народ должен объединиться и изгнать империалистические агрессивные силы из Тибета. Тибетский народ возвратится в большую семью Родины-Матери — Китайскую Народную Республику". Что же это такое? Последняя иностранная армия, которая стояла на земле Тибета, была Маньчжурская армия в 1912 году. Насколько я понимал (а теперь знаю), в то время в Тибете было не больше горсточки европейцев. А идея о том, что Тибет "возвращается к своей Родине-Матери", была бесстыдным измышлением. Тибет никогда не был частью Китая. В действительности, как я уже упоминал, именно Тибет в прошлом имел притязания на обширную область Китая. В довершение всего, наши народы отличаются в этническом и расовом отношении. Наши языки совершенно различны, наша письменность не имеет ничего общего с китайской. Как впоследствии заявила в своем докладе Международная комиссия юристов:

"Положение Тибета по изгнании китайцев в 1912 году вполне может быть определено как состояние независимости де факто... Таким образом, мы утверждаем, что события 1911-1912 годов знаменуют восстановление Тибета как полностью суверенного государства, независимого фактически и юридически от китайского контроля."

Однако больше всего насторожило то, что Нгабо не были даны никакие полномочия подписывать что-либо от моего имени, но только вести переговоры. Государственные печати были при мне в Дромо, поэтому он никак не мог заверить документ. Значит, его принудили. И только через несколько месяцев я узнал правду о происшедшем. А тогда нам всем оставалось лишь слушать эту радиопередачу (повторенную несколько раз) в сочетании со всякими самодовольными разглагольствованиями о радостях коммунизма, славе Председателя Мао, чудесах Китайской Народной Республики и обо всех тех прекрасных вещах, которые ожидают тибетский народ теперь, когда наши судьбы объединились. Это было довольно глупо.

Детали "Соглашения из семнадцати пунктов" были удручающими. Пункт второй провозглашал, что "местное правительство" Тибета будет "активно помогать Народно-освободительной армии занять Тибет и консолидировать национальную оборону". Это означало, насколько я мог понять, что предполагается немедленная капитуляция наших вооруженных сил. Пункт восьмой продолжал эту тему, в нем говорилось, что тибетская армия должна войти в состав китайской армии — как будто такая вещь возможна. Затем в пункте четырнадцатом мы узнавали, что отныне Тибет должен быть лишен права вести свои внешние дела. Эти ключевые пункты перемежались с другими, в которых давались заверения в религиозной свободе Тибета, сохранении моего положения и существующей политической системы. Но несмотря на все эти общие места, было ясно одно: отныне Страна Снегов подчинена Китайской Народной Республике.

Когда вся горькая правда о нашем положении стала доходить до сознания, некоторые люди, особенно Такцер Рин-поче в своем длинном письме из Калькутты, стали убеждать меня немедленно уехать в Индию. Они доказывали, что единственная надежда для Тибета заключается в том, чтобы найти союзников, которые помогли бы нам бороться с Китаем. Когда я напомнил им, что наши делегации в Индию, Непал, Великобританию и Соединенные Штаты уже были возвращены, они возражали, что теперь, когда эти страны поняли серьезность ситуации, они, несомненно, предложат свою помощь. Они подчеркивали, что Соединенные Штаты непримиримо противостоят коммунистической экспансии и уже приняли участие в корейской войне по этой причине. Я понимал логику их аргументов, но тем не менее чувствовал, что сам факт участия Америки в войне на одном фронте уже уменьшает вероятность того, что она пожелает открыть еще другой фронт.

Через несколько дней пришла длинная телеграмма от делегации в Пекине. В ней в основном повторялось все то, что мы уже слышали по радио. Было очевидно, что Нгабо не мог сообщить правду. Недавно несколько членов этой делегации рассказали в своих мемуарах всю историю того, как их угрозами принудили подписать "Соглашение" и использовать поддельные государственные печати Тибета. Но по телеграмме Нгабо я мог только догадываться о том, что произошло. Однако он все-таки сообщил, что новый генерал-губернатор Тибета, генерал Чжан Дзинь-у находится на пути в Дромо через Индию.