Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея - Кай Берд
Нашим проводником и краеведом был владелец «Лос-Пиньос» Билл Максуини. Среди прочего он рассказал нам (со мной были моя жена и дети) о трагической гибели в 1961 году знакомой Оппи, бывшей владелицы ранчо Кэтрин Чавес Пейдж во время ограбления ее дома в Санта-Фе. Оппи впервые повстречался с Кэтрин во время первой поездки в Нью-Мексико, его юношеское влечение к ней еще не раз побуждало его возвращаться в эти живописные места. Купив ранчо, Роберт каждое лето арендовал у Кэтрин нескольких лошадей — для себя, младшего брата Фрэнка (а после 1940 года — своей жены Китти) и целой вереницы гостей, главным образом физиков, которым прежде никогда не приходилось сидеть на более своевольном транспортном средстве, чем велосипед.
Моя поездка преследовала две цели. Первая — хоть немного причаститься к впечатлениям Оппи от радости и свободы путешествия в седле по чудесным диким местам, которыми он часто делился с друзьями. Вторая — поговорить с его сыном Питером, живущим в принадлежащем Оппенгеймерам деревянном домике. Пока я помогал ему строить загон, мы целый час говорили о семье и жизни Питера. Такое начало не забудешь.
За несколько месяцев до этого я подписал контракт с издателем Альфредом А. Кнопфом на биографию физика Роберта Оппенгеймера, основателя передовой американской школы теоретической физики 1930-х годов, бывшего политического активиста, «отца атомной бомбы», выдающегося государственного советника, директора Института перспективных исследований, общественного деятеля и наиболее известной жертвы маккартизма. Я заверил редактора Ангуса Кэмерона, одного из тех, кому посвящена эта книга, что закончу рукопись за четыре-пять лет.
Следующие шесть лет я путешествовал по стране и за рубеж, знакомясь по цепочке со все новыми свидетелями, и проводил новые и новые интервью с людьми, лично знавшими Оппенгеймера, — их было больше, чем я мог вообразить. Я посетил дюжины архивов и библиотек, собрал десятки тысяч писем, записок и государственных документов — 10 000 страниц только в архивах ФБР — и в конце концов сделал вывод, что изучение биографии Роберта Оппенгеймера не может ограничиваться лишь его жизнью. История его жизни со всеми ее общественными аспектами и результатами была намного сложнее и проливала неизмеримо больше света на Америку тех дней, чем я и Ангус могли предположить. Неоднозначность, глубина и широкий резонанс положения Оппенгеймера проявились в том, что его жизненный путь обрел новое дыхание в виде книг, кинофильмов, пьес, статей и даже оперы («Доктор Атом»). Эти произведения еще четче оттиснули тень, отбрасываемую Оппенгеймером, на страницах американской и мировой истории.
За двадцать пять лет, минувших с того дня, как я отправился верхом к «Перро Калиенте», работа над биографией Оппенгеймера открыла мне глаза на многогранность его жизни. Путешествие иногда протекало трудно, однако неизменно будоражило мой ум. Пять лет назад мой друг Кай Берд закончил «Цвет истины», объединенную биографию Макджорджа и Уильяма Банди, и я пригласил его присоединиться ко мне. Оппенгеймера хватало на нас обоих, и работу легче было завершить с партнером. Вдвоем мы довели до конца путешествие, которое оказалось очень долгим.
С нами было много людей, принявших участие в этом путешествии и поддержавших идею этой книги. Еще один человек, заслуживший посвящения, это Жан Майер, ректор Университета Тафтса, которого я глубоко уважаю. В 1986 году Майер назначил меня директором-учредителем Центра истории ядерного века и гуманизма, организации, посвятившей себя изучению угроз, связанных с гонкой ядерных вооружений, против которой выступал Оппенгеймер. История жизни Оппенгеймера инспирировала проект «Глобальная аудитория», советско-американскую программу, в рамках которой студенты московских университетов и Университета Тафтса с 1988 по 1992 год обсуждали гонку ядерных вооружений и другие насущные вопросы. Несколько раз в году дискуссии проходили по телемосту через спутник и транслировались на весь Советский Союз и Службой общественного вещания — на США. Идеи Оппенгеймера сформировали немало удивительных этапов в эволюции гласности.
Мы также хотели бы поблагодарить двух удивительных женщин, наших многострадальных жен Сюзан Шервин и Сюзан Голдмарк. Они находились в пути вместе с нами, не позволяя выпасть из седла. Мы их любим, уважаем и благодарим за особую смесь терпения и пароксизма в отношении нашей одержимости этой книгой.
Мы также благодарим Энн Клоуз, опытного редактора издательства «Кнопф», чье южное терпение и внимательность к мельчайшим подробностям обогатили эту книгу. Энн опытной рукой довела рукопись до публикации в невероятно жесткие сроки. Наш выпускающий редактор Мел Розенталь заострил наше внимание, улучшил текст и научил не налегать на обособленные обстоятельства. Миллисента Беннета мы благодарим за то, что ничего не потерялось. Стефани Клосс создала элегантное оформление суперобложки. Художника из Вашингтона, округ Колумбия, Стива Фритча мы благодарим за предложение поместить на обложку фотопортрет Оппенгеймера, сделанный Альфредом Эйзенштадтом.
Мы также глубоко благодарны еще одному чудесному редактору — Бобби Бристол, пестовавшей эту книгу много лет, прежде чем выйти на пенсию и передать ее в руки Энн. Но даже под чуткой опекой Бобби подготовка книги не смогла бы продолжаться четверть века, если бы не высокая интеллектуальная культура и уважение к авторам, которые характеризуют издательский дом Альфреда А. Кнопфа.
Гейл Росс одновременно юрист и литературный агент, мы благодарим за продление контракта с «Кнопфом» на двадцать лет и множество обедов в «Ла томате».
«Хитрец» Виктор Наваски был другом и наставником для нас обоих, он заслуживает добрых слов за то, что познакомил нас два десятка лет назад. Мы благодарим его за мудрость, дружбу и за знакомство с его чудесной женой Энни.
Мы в долгу перед рядом видных ученых, которые нашли время тщательно прочитать ранние варианты рукописи. Джереми Бернстейн, известный физик и еще один биограф Оппенгеймера, проявил недюжинное терпение, поправляя наши ошибочные представления о квантовой физике.
Ричард Поленберг, профессор американской истории Корнеллского университета, пожертвовал из-за нас летним отпуском, дотошно прочитал всю рукопись, поделился своими знаниями о дисциплинарном процессе Оппенгеймера и продемонстрировал элегантный, внимательный подход ученого-историка к фактам.
Джеймс Хершберг, Уильям Лануэтт, Говард Морленд, Зигмунт Нагорски, Роберт С. Норрис, Маркус Раскин, Алекс Шервин и Андреа Шервин-Рипп прочитали отдельные части рукописи и предложили дельные советы и комментарии.
Многие годы нам помогали своими мыслями и академическими познаниями жизни Оппенгеймера такие великолепные ученые, как Грегг Геркен, С. С. Швебер, Присцилла Макмиллан, Роберт Криз и покойный Филип Стерн. Еще два хороших историка любезно предоставили документы и источники: биограф Макса Борна Нэнси Гринспан щедро поделилась плодами своих изысканий, а Джим Хиджия дал научное обоснование увлеченности Оппенгеймера «Бхагавадгитой». Гораздо позже мы обнаружили труды историка науки Чарлза
