Олег Мороз - Хронико либеральной революции. (Как удалось отстоять реформы)

Чем объяснить, что московская милиция и ОМОН так плохо сработали во второй половине дня 3 октября? Боевики без труда прорывали цепи омоновцев, причем по той же схеме, как и 1 мая. То есть никаких уроков из майских событий извлечено не было. Без сопротивления была сдана мэрия. 4 октября не был даже оцеплен район боевых действий, так что за ними, подвергаясь реальной опасности, наблюдали толпы зевак (в результате многие из них, не подозревавшие об этой опасности, погибли)… Можно еще долго перечислять примеры бездарных действий или полного бездействия милицейского руководства, которые с большой натяжкой можно отнести лишь на счет непрофессионализма — на ум приходит и кое-что другое. И после всего этого министру Виктору Ерину присваивается звание Героя Советского Союза… Пардон, Героя Российской Федерации. Многие тогда задавали себе вопрос — за какие такие подвиги?

По существу, ничего не делало и Министерство безопасности. В печати тогда приводились слова заместителя министра, начальника управления МБ по Москве и Московской области Евгения Савостьянова, сказанные им вскоре после захвата мэрии путчистами, — у него, дескать, нет приказа что-либо предпринимать, да и вообще в Москве и поблизости не имеется верных частей. Сообщалось также, что всю ночь с 3 на 4 октября коллегия МБ занималась тем, что определяла свое отношение к происходящему. Мы, наверное, так и не узнаем, кто позволил свободно уйти из Белого дома через ходы прокладки коммуникаций неизвестному числу вооруженных мятежников, хотя задача предотвратить такой уход была поставлена перед МБ. Никто за это, разумеется, не ответил. И снова в итоге — орден на грудь министра Николая Голушко…

Почему так долго тянул с вводом войск в столицу министр обороны Павел Грачев? На протяжении многих часов передавалась одна и та же информация, — что войска «выдвигаются на позиции» в Москве, что они «следуют по заданным маршрутам» и т. д. А войска все не появлялись и не появлялись. Как прозрачное подтверждение ненадежности силовых министерств большинство россиян восприняли телевизионное обращение первого вице-премьера Егора Гайдара. В общем, было полное ощущение: еще бы немножко, еще бы чуть-чуть, еще бы самая малая толика военного успеха ачаловцев-макашовцев, и силовые министерства во главе с завтрашними героями-орденоносцами оказались бы по ту сторону баррикад…

Егор Гайдар:

— Обсуждая события 3–4 октября, надо четко себе представлять: победа демократов отнюдь не была жестко предопределена. МИР СТОЯЛ НА ПОРОГЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ПОРАЖЕНИЯ РОССИЙСКОЙ ДЕМОКРАТИИ (выделено мной. — О.М.).

Но поражения все-таки не случилось. Случилась победа. В соответствии с указом президента Министерство юстиции приостановило деятельность ряда общественных объединений, принявших участие в мятеже. В их число попали ФНС, РКРП, Союз офицеров, Объединенный фронт трудящихся России, Союз «Щит», РКСМ, «Трудовая Россия».

Вечером 4-го Общественный комитет демократических организаций России призвал Ельцина пойти дальше — в полной мере реализовать политические преимущества, которые он получил после подавления мятежа, и навсегда покончить с прокоммунистической оппозиций.

С подобными требованиями выступили тогда многие. Александр Николаевич Яковлев, например, вскоре после событий заявил:

«Для того, чтобы предотвратить угрозу фашизма, необходимо издать указ, запрещающий деятельность необольшевистских партий и всех организаций подобной ориентации… Таким организациям нет места в цивилизованном мире».

Пожалуй, самый совестливый из живших в ту пору русских писателей, Виктор Астафьев, хоть и не говорил прямо о запретах, но это читалось между строк в его острой реакции на октябрьские события:

«Все-таки случилось. Большевистские стервятники все же пустили еще раз кровь русскому народу. За кровь эту, за горе, за беду ответственны все мы — рабочие, крестьяне, интеллигенция, но прежде всего виноват президент, которого предупреждали, призывали, заклинали быть построже с наглой оппозицией. Просили предпринять меры безопасности, не заигрывать с коммунистами, не идти на поводу провокационного Конституционного Суда, председатель которого Зорькин сыграл самую подлую роль в развитии кровавых событий… Нет, благодушествовали, разговоры разговаривали, увещевали в ответ на оскорбления и призывы к реваншу… И не восторжествуй Божья справедливость, удайся провокация Руцкого и Хабулатова, столичные и затаившиеся в провинции злобные реваншисты показали бы сюсюкающим о гуманности либералам и самому президенту — тут же без суда и следствия головы бы отрубили».

Вот такая была альтернатива «расстрелу парламента», о котором многие нынче только и упоминают, говоря об октябрьских событиях.

К сожалению, Ельцин так и не нашел в себе силы раз и навсегда покончить с экстремистами, второй раз упустив исключительно благоприятную возможность для этого (в первый раз она была упущена после августа 1991 года).

Если во время самих событий Кремль избегал говорить о том, какая именно часть Советов выступила на стороне Хасбулатова и Руцкого, теперь, по окончании острой фазы конфликта, правду можно уже было не скрывать. Выступая 6 октября по телевидению, Ельцин, среди прочего, отметил, что за крайнее обострение ситуации в столице страны прямую ответственность несет БОЛЬШИНСТВО (выделено мной. — О.М.) органов Советской власти. «Система Советов проявила полное пренебрежение к безопасности государства и его граждан, сама поставила точку в политической борьбе», — сказал президент. Как логическое следствие этого — «Советы, которые встали на непримиримую позицию, должны сейчас не приспосабливаться к новой ситуации, а принять достойные и мужественные решения о самороспуске и уйти мирно, по-человечески, без потрясений и скандалов». По словам Ельцина, нужно в кратчайшие сроки продумать механизм трансформации Советов в нормальные органы представительной власти.

На чью поддержку рассчитывали политические авантюристы типа Хасбулатова и Руцкого, затевая противоборство с президентом? Мы уже говорили — на поддержку силовых структур, Советов. Если же брать шире, вожаки антиреформаторского движения прежде всего надеялись на поддержку народа.

Егор Гайдар:

— Начиная с марша голодных очередей ноября — декабря 1991 года эти вожаки были искренне убеждены, что нашу политику народ не может поддержать, более того он непременно восстанет. И они, эти вожаки, должны стать во главе восстания… Ставка была сделана на то, что единственно прибыльная политика — это политика оппозиции по отношению к проводимому курсу реформ. Именно отсюда, кстати говоря, поразительный просчет оппозиционеров, когда они настояли поставить на апрельский референдум второй вопрос — о доверии социально-экономической политике правительства. Причем в максимально провокационной форме, с заведомой уверенностью, что на такой вопрос можно получить только отрицательный ответ. Однако большинство людей ответили на него положительно. То же самое было во время событий с 21 сентября по 4 октября. Конечно, шла массовая мобилизация сторонников Белого дома. Отправлялись красные дружины из российских градов и весей. Из зарубежных государств. И в какой-то момент стало казаться, в том числе и тем людям, которые управляли этим процессом, что действительно есть народная поддержка. И вот-вот грянет народная революция против авторитарного, продажного режима. Этого не случилось, массовой народной поддержки не было. На защиту Белого дома пришли 5 тысяч боевиков, а не десятки тысяч граждан, как в августе 1991-го. Это-то и определило поражение мятежников.