Записки из Тюрьмы - Бехруз Бучани

Труп похож на курящий скелет; костлявая фигура, безразличная к окружению. У него равнодушный взгляд и отстраненное поведение. На этой бушующей лодке Труп кажется самым беззаботным. Он сидит, закинув ногу на ногу, и курит свою сигарету. Он из тех, кто время от времени достает фисташку или финик, спрятанные в нижнем белье, и грызет их, как мышь. Он делает это снова и снова, а затем озирается с безучастным видом, будто ничего необычного не произошло. Он часто выхватывает почти израсходованные окурки из рук капитана, как пиявка; и выкуривает то, что осталось, до самого фильтра. Он ведет себя так, словно страдает от морской болезни и голода, хотя на самом деле он энергичнее всех остальных. Несколько раз он просто спрыгивал на нижний этаж, чтобы выбросить свою коллекцию финиковых косточек и фисташковой скорлупы.

Прошлой ночью, прежде чем капитан приказал нам всем спуститься вниз, Труп отправился к женщинам, где уютно уснул, так, словно был женат на одной из них, и предполагал, что никто не оскорбится. Такие, как он, очень хитры; в период кризиса они всегда точно знают, как извлечь максимальную пользу для себя из трудной ситуации. Этим утром большинство мужчин были ужасно измотаны штормовой ночью, но Труп выглядел свежим и оживленным; он прибыл на верхнюю палубу в сухой одежде и с запасом печенья и сигарет.

Несколько дней назад я наблюдал, как Вспыльчивый Иранец догадался, что у Трупа была еда. Когда Вспыльчивый Иранец что-то замышляет, то становится беспокойным – это читается на его морщинистом лице. На этот раз он целый день пялился на Трупа, сердито хмурясь на него и его рюкзак. Вспыльчивый Иранец искал удобного случая, ожидая, когда Труп оставит свой рюкзак без присмотра, чтобы завладеть им. Вспыльчивый Иранец – типаж безжалостного бандита. При необходимости он смог бы выбросить за борт кого-нибудь вроде Трупа ради нескольких кусочков еды. Однако он не рискнул, поскольку Труп явно мог постоять за себя.

Наконец Труп спустился на нижнюю палубу по неотложному делу, оставив свой рюкзак. В спешке он даже пнул руки и ноги нескольких человек, без сил лежащих на палубе. Вспыльчивый Иранец, не теряя времени даром, отправился за рюкзаком. Он вытряхнул одежду и личные вещи и обыскал все карманы внутри и снаружи. Он нашел черный пакет. Но когда он начал его открывать, вернулся Труп. Вспыльчивый Иранец быстро засунул пакет обратно на место. Но Труп не был дураком. Он знал, что задумал Вспыльчивый Иранец. Он точно знал, когда появиться, словно призрак, а когда скрыться в темноте, как сова.

* * *

Люди сидят по всей палубе этого судна, каждый из них несет груз неизвестного прошлого, каждый выжил в опасном путешествии, и каждый теперь – часть этого собрания. И всех привела сюда лишь одна цель: прибытие в страну под названием Австралия. Солнце становится все жарче и жарче. Оно будто медленно спускается к нам. Оно кажется слишком близким – настолько, будто необъятное водное пространство под нами в любой момент может превратиться в пар.

Все мое внимание приковано к линии горизонта. Я всматриваюсь в нее, в нетерпении ожидая, когда покажется австралийское судно. Но острые, как бритва, лучи солнца покрывают водную поверхность такими яркими бликами, что я ничего не могу разглядеть на горизонте, на этой далекой линии, как бы я ни вглядывался.

Я всматриваюсь в бесконечную водную гладь /

Но словно белое пламя застилает мой взгляд /

На лодке внезапно наступает тишина /

Водная равнина высветлена добела /

Словно раскаленный металл, она сияет /

Океан ослепительно сверкает.

Даже если бы корабль плыл в нашу сторону, при таком ярком освещении мы бы его не разглядели. Я не знаю точно, где мы находимся, я понятия не имею, как далеко мы, скажем, от Острова Рождества. Кто знает? Может быть, мы в сотнях километрах от Австралии, в самом сердце Индийского океана. Возможно, мы просто ходили кругами, оставаясь вблизи индонезийского берега. Я помню, что прошлой ночью, как раз перед тем, как разразилась буря, мой взгляд был прикован к луне. Но во время путешествия я видел, что луна восходит как на левой, так и на правой стороне неба.

Находясь в открытом море, человек не имеет представления о своем географическом положении. Там теряются все наземные ориентиры. Куда ни посмотри – взгляд тонет в бесконечных водах; кругом одна вода и волны – до самого горизонта. Только небо надежно; можно доверять лишь ему, неподвижным звездам и положению луны.

Итак, глядя на эту луну, я понял, что временами мы плавали по кругу, временами подолгу двигались навстречу луне. Тогда во мне росла надежда. Но она снова рушилась, когда мы еще дольше плыли в противоположном направлении.

Я ненавижу луну. Она говорит мне, что мы заблудились, что мы скитаемся бесцельно.

Мрак разрастается все больше /

Луна прячется за темной кожей ночи /

Во власти безнадеги я испытываю и радость /

С уходом луны я ощущаю безопасность /

Иногда легче находиться в неведении /

Когда незнание истины дарит успокоение.

Осознание правды в любой ситуации вызывает в воображении своего рода страх или тревогу – глубоко внутри, в самых тайных и сокровенных местах. Осознание истины о луне и ее волшебном сиянии вызывает во мне страх заблудиться, оказаться в изгнании. Но у правды есть и другое лицо – своего рода утешение, которое можно обнаружить за внешним ужасом.

Истина противоречива и неоднозначна /

Истина кутается в одеждах мрачных /

Как и луна, что прячется в облаках /

Рождая то покой, то тоску и страх /

Во тьме и мраке нас одолевает отчаяние /

Луна выныривает снова, в сиянии /

Величественный океан убаюкан ритмом волн /

Он то оберегает, то насылает шторм /

В эпицентре небес сияющая сфера /

Нас забросила сюда надежды химера /

Когда уходит луна, в непроницаемой тьме /

Море крадется ближе, волны становятся смелей.

Я всегда ненавидел ожидание. Ожидание – это орудие пыток в темнице времени. Я пленник в когтях некой алчной непреодолимой силы.

Сила, что лишает меня права на жизнь /

И выбрасывает, как сломанный механизм /

Сила, что меня от самого себя отчуждает /

Сила, что мучает меня и истязает.

Это существование в режиме ожидания меня сильно раздражает и всегда раздражало. Чувство вынужденного бездействия, когда жизнь будто поставили на паузу. Еще хуже, когда собственное ожидание усугубляется