170 дней. Дневник мамы, потерявшей ребенка - Сойка Светлая
С родственниками по маминой линии регулярно общалась моя тётя Лиля, мамина сестра. Та самая, которая регулярно обескураживала меня своими «дельными советами» и шаблонными скорбными фразами. Ей уже пришлось скрыть смерть Сони, ведь это случилось меньше чем за неделю до 8 Марта, когда принято всем родным звонить и поздравлять с праздником. Как раз близился новый праздник — Пасха. И я хотела избавить тётю от необходимости скрывать дальше. Я позвонила ей и сообщила, что планирую рассказать о случившемся Псковской родне. Тётя, кажется, была этому рада, но тут же предложила свою помощь — она хотела сама позвонить и сообщить обо всем. Я засомневалась, и спросила:
— А как ты им скажешь?.. И что ты им скажешь?
«Не так-то просто рассказывать о самоубийстве» — подумала я. Но тётя Лиля с энтузиазмом ответила:
— Я уже думала над этим! Я скажу, что это был несчастный случай!
— Как это несчастный случай?.. — такого поворота я не ожидала…
— Скажу, что Соня играла на окне и случайно выпала из него!
От этой нелепой идеи я чуть не поперхнулась…
— Играла ночью, зимой у открытого окна?… — я не могла поверить, что она это всерьёз…
— Ну бывают же несчастные случаи… дети выпадают из окон! — тётя Лиля явно была расстроена, что ее «гениальная» идея осталась без внимания.
— Лиля, ей было 11 лет… она уже была не ребёнок…
— Ну а что я должна им сказать? — уже с ноткой возмущения в голосе спросила Лиля.
— Так ничего не должна. Лучше я скажу им.
— И что ты им скажешь?! — нетерпеливо допытывалась Лиля.
— Не знаю… Скажу, что Соня погибла… и все…
— Но они же будут задавать вопросы! Они будут спрашивать: «Как это произошло?» и «Что случилось?»
— Я скажу, что не могу пока об этом говорить…
— Но они все равно будут спрашивать!
— Ну хорошо, скажу, что это был несчастный случай… — растерялась я
— Ну вот и я о том!
— Но я не стану говорить, что она выпала из окна. Это бред какой-то…
— Оля, ты понимаешь, что они будут и меня спрашивать?! Они точно будут выспрашивать у меня подробности!
— Но ты же можешь сказать, что ты не знаешь подробностей… — я искренне не понимала, что же тут сложного? Кто же в здравом уме будет лезть в душу человеку, у которого погиб единственный ребенок?… Но оказалось такие люди есть и они совсем близко. И один из них сейчас вел со мной этот странный спор.
— Нет! Я не могу так сказать! Я не хочу им врать! — не унималась Лиля.
Тут я тысячу раз пожалела, что разрешила моей маме все рассказать этой упрямой и бестактной женщине, которая живет с четкой уверенностью, что только ей одной известно, как думать, как поступать и жить всем вокруг…
— Хорошо. Тогда я позвоню и скажу все как есть.
— Как это — «как есть»? — продолжала Лиля уже испуганно и недоверчиво.
— Скажу, что Соня покончила жизнь самоубийством. — я сказала это холодно и даже жестко. Меня порядком утомил этот нелепый спор.
— Почему ты со мной так разговариваешь?! — вскинулась Лиля, вдруг переходя на высокие ноты.
— Как? — в контраст сказанному, я спросила спокойно и холодно.
— Как будто я в чем-то виновата! — теперь уже я слышала в ее голосе капризные и обидчивые нотки. А еще я почувствовала, что всего за 2–3 минуты этого странного разговора я растеряла всю ту хорошую энергию, которую смогла собрать в себе благодаря помощи психолога. От моей мотивации почти ничего не осталось. Вся эта трусость, глупость и малодушие опустошили мои силы. Я почувствовала, что этот разговор не кончится по-хорошему. Но у меня просто больше нет сил терпеть весь этот бестактный эгоистичный бред. И пора было заканчивать этот бессмысленный спор:
— Лиля… я не общаюсь с этими людьми много лет… Мне глубоко плевать, что они подумают или скажут. Я хотела сделать так, чтобы тебе было легче. Чтобы тебе не пришлось им врать, раз ты говоришь, что для тебя это неприемлемо. Но я не собираюсь выдумывать какие-то небылицы. Если ты говоришь, что не хочешь им врать, значит я скажу им правду, как есть.
— Ты могла бы быть и более терпимой!
— Какой мне быть?! — я все так же чувствовала смесь растерянности и возмущения, слыша, как Лиля пытается учить меня как мне себя чувствовать и что говорить.
— Почему ты меня делаешь виноватой?! — уже срываясь на крик, продолжала Лиля.
— Что?.. — и я чувствую, как почти задыхаюсь… мое недоумение и растерянность постепенно переходят в презрение и гнев.
— Ты агрессивно настроена! Я это чувствую! Ты повышаешь голос на меня! Почему ты такая агрессивная?! — уже в истерике кричала Лиля.
— Агрессивная?! Я? Почему я повышаю голос? Да потому что ты не слышишь меня! Есть два мнения — твоё и неправильное. И это ужасно тяжело — каждый раз спорить с тобой, доказывать что-то! Особенно сейчас…
— Это только твое мнение! — по-детски упрямо вскинулась Лиля.
Я помедлила пару мгновений, а потом ответила ей:
— Нет, Лиля. Я, наверное, тебя удивлю или расстрою, но не только мое…
Я положила трубку и набрала номер тети Оли из Пскова. И рассказала ей правду. Среди прочих слов соболезнования, именно тетя Оля из Пскова получила своё почетное, 10 место за фразу, что мне уже ничего не сделать и мне уж поздно планировать новых детей.
Ну и сразу… 3 место.
Снова достаётся тете Лиле:)
После того, как я выслушала «соболезнования» от тети Оли из Пскова, я снова позвонила тёте Лиле, чтобы сообщить ей, что правду больше не нужно скрывать.
— Лиля, я сказала все Псковской родне.
— И что ты сказала?
— Правду. Соня покончила с собой. Она выпрыгнула из окна.
— Ты могла бы быть более корректна!
— Что?..
— Можно было и помягче сказать.
— Как сказать помягче о суициде?! — опять сорвалась я.
— Как ты со мной разговариваешь? — тут же снова вскинулась тетя.
— А как я с тобой разговариваю? Я говорю тебе правду, которую ты слышать не готова.
— Ты просто используешь меня, чтобы сливать свой негатив!
— Что?..
— Почему ты так негативно настроена!?
— Негативно настроена?.. Почему я… что?… ДА ПОТОМУ ЧТО У МЕНЯ, РЕБЁНОК УМЕР!
И я просто… бросила трубку…
Даже сейчас, вспоминая об этом, мне трудно дышать… Я не могу и не хочу больше пытаться. Такая вот попытка не поссориться с моей когда-то любимой тётей была ни одна за эти несколько недель. Но
