Интенсивная терапия. Истории о врачах, пациентах и о том, как их изменила пандемия - Гэвин Фрэнсис
К середине апреля было подтверждено, что вирус пришел напрямую от подковоносых мышей без участия промежуточного звена вроде панголинов, как раньше предполагалось. Картирование[23] показало, что коронавирус, преобладающий в Нью-Йорке, пришел из Европы, а не Азии и уже активно циркулировал, когда я был там в феврале. В то время были запрещены путешествия по Китаю, но не по Европе. Я не мог не думать о множестве рук, которые пожал в Нью-Йоркской академии наук, и беспокоился, что мог подвергнуть риску своих американских друзей. Идея о том, чтобы пересечь Атлантический океан, теперь казалась странной и нереалистичной.
До нас доходили слухи о смертях. Когда я звонил из клиники своим пациентам группы риска, чтобы попросить их укрыться от вируса, они рассказывали свои истории. Мне сообщили, что в одной из семей женщина среднего возраста, больная коронавирусом, лежала в отделении интенсивной терапии, а ее пожилые родители уже умерли от этого заболевания: один скончался в больнице, другой – дома. Дочь была без сознания неделю и еще не знала, что ее родители умерли от вируса, которым она их заразила. Другой пациент рассказал о своем дедушке, который пробыл в отделении интенсивной терапии десять дней, прежде чем стало ясно, что без аппарата ИВЛ он дышать уже не сможет. В итоге его отключили от аппарата, и он умер в палате.
Перейдем от слухов к реальности. Мисс Макиннес, школьной учительнице на пенсии, было немного за 80, но она все равно великолепно выглядела в твидовых юбках и изящных шляпках. Она десять лет ходила ко мне на приемы. Мисс Макиннес любила критиковать городской совет и восхищаться тем сборником стихов, который она читала в настоящий момент. Мне никогда не доводилось бывать у нее, поэтому я удивился, когда регистратор сказал, что меня вызывают к ней на дом. Племянница, как обычно, заехала к ней, чтобы привезти продукты, и заметила, что тетя не в себе: она не могла найти ванную комнату и была не в состоянии приготовить еду.
– У нее есть жар или кашель? – спросил я, но таких симптомов не было. Племянница призналась, что неделю назад она сама испытывала тошноту и головную боль, но они быстро прошли. Осталась усталость, но в целом она чувствовала себя хорошо.
На протяжении нескольких дней мы с коллегами ходили к мисс Макиннес. Мы назначили ей антибиотики от предполагаемой инфекции мочевыводящих путей и связались с социальными службами, которые могли бы помочь с приготовлением пищи. Однако было ясно, что ее состояние ухудшается и ей придется лечь в больницу с круглосуточным присмотром.
Когда ее привезли в больницу через три дня после моего первого визита, тест на коронавирус оказался положительным. Через неделю она скончалась.
Последние часы жизни пациента обычно спокойные, но за нескольких дней до смерти он часто находится в возбуждении. Мне часто казалось, что, чувствуя приближение конца, организм наполняется энергией и хватается за остатки жизни. При болезни происходит то же самое. Некоторые возбужденные пациенты в тяжелом состоянии пытаются снять кислородные маски, благодаря которым они еще живы.
Племянница мисс Макиннес сказала, что ее престарелые родители находились на самоизоляции, а братья и двоюродные сестры тоже заболели коронавирусом. Поскольку все они были сосредоточены на собственных высокой температуре, одышке и повышенной утомляемости, им было трудно скорбеть. Она сказала, что на похороны пустили только пять человек и никто даже не мог обняться.
Недалеко от нашей клиники располагалось несколько жилых комплексов для престарелых. Их обитатели, большинству из которых было за 80 или даже за 90, жили под присмотром персонала и наслаждались обществом друг друга. Раньше они вместе пили кофе по утрам, посещали кружок вязания и занимались гимнастикой, но теперь все это было под запретом.
Каждый из них сидел в маленькой комнате и боялся. Приходя туда, я замечал, что мои пациенты в отчаянии.
– Когда нам хочется посидеть в саду, мы должны ходить туда по одному, – сказала мне одна из пациенток.
Во второй половине апреля мистер Денхолм, который перенес инфаркт и приходил в клинику раз в несколько недель, чтобы сдать анализы, не пришел в назначенное время. Перл, одна из наших великолепных регистраторов, спросила меня, стоит ли беспокоиться.
– Он не берет трубку, – сказала она. – Это не в его стиле.
– У нас есть контакты родственников? – спросил я. Их не было.
Мы дозванивались мистеру Денхолму целый день, но так и не смогли связаться с ним, поэтому вызвали полицейских, и они выбили дверь его дома. Как оказалось, он уже несколько дней был мертв. С 3 по 10 апреля в Англии и Уэльсе было зафиксировано на 8500 смертей больше, чем в прошлом году. Около 6000 из них были предположительно связаны с COVID-19. Эти «дополнительные» смерти были обусловлены ухудшением доступа к медицинским услугам и тем, что люди боялись поехать в больницу, когда следовало это сделать. Я не мог не думать о том, что мистер Денхолм мог испытывать боли в груди за несколько часов до смерти, но не стал вызывать скорую помощь из страха заразиться коронавирусом.
СМИ уделяли большое внимание врачам, медсестрам и сиделкам, умиравшим от коронавируса. В новостях говорили, что медицинских работников снабжают некачественными средствами индивидуальной защиты, помещают в незнакомую рабочую обстановку и заставляют подвергать себя опасности заражения ради помощи пациентам. Однако они практически не уделяли внимания другим работникам, находящимся на передовой, например, полицейским, которые сейчас были заняты как никогда. Большой объем работы во время локдауна объяснялся тем, что они должны были следить за его соблюдением, и тем, что преступникам не было дела до введенных ограничений. Когда я регулярно работал в отделении неотложной помощи, мне часто казалось, что медицинский персонал и сотрудники полиции на одной стороне – единственные трезвые люди в городе пьяных идиотов. Теперь, работая врачом общей практики, я реже контактирую с полицейскими. Я звоню им, если пациент представляет опасность для себя или окружающих или в таких случаях, как у мистера Денхолма, когда не могу попасть в дом к человеку, о котором беспокоюсь. Однако я никогда не забуду солидарность, царившую между нами во время ночных смен в отделении неотложной помощи.
В середине апреля я разговаривал с сотрудником полиции об одном из своих пациентов, и он рассказал мне, насколько тяжело переживала пандемию служба полиции: некоторые участки были названы красными – туда нужно было привозить задержанных с высокой температурой и другими симптомами коронавируса. Остальные участки были зелеными, или чистыми. Но никто не объяснял, как узнать, куда определить задержанного: часто во время ареста сотрудникам
