Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина
Выступая на первом, «своем», заседании политбюро, Черненко особо педалировал на то, что «решения февральского пленума получили полную поддержку в партии, стране, братских странах и коммунистическом движении». Черненко в своей речи добросовестно повторил андроповские сюжеты о необходимости «рассматривать на политбюро только крупные вопросы», о важности «улучшения управления сельским хозяйством и промышленностью», о налаживании «контроля исполнения», «повышения дисциплинированности людей», об уменьшении «потока бумагооборота…» и т. д.{913}.
Бюрократическая пластинка партийной власти продолжала вращаться медленно, но неотвратимо. Постановления, решения, сползающие с властного конвейера, уже жили сами по себе, а жизнь текла сама по себе… В кабинете генсека сидел человек, который бесконечно верил в силу бумаги, директивного управления, своевременно принятого решения.
На заседании политбюро, о котором мы говорили выше и которое состоялось 23 февраля 1984 года, Черненко произвел перераспределение обязанностей его членов. Себе он взял традиционные вопросы генсеков: организацию работы коллегии, оборону страны и безопасность, основные вопросы внутренней и внешней политики, расстановку основных кадров партии и государства, а также «повесил» на себя отдел внешнеполитической пропаганды и любимые детища – общий отдел и Управление делами ЦК (по сути, специальную личную канцелярию и общее «хозяйство» ЦК). При этом Черненко заявил, что, «разумеется, круг вопросов, которыми мне предстоит заниматься, значительно шире».
Горбачеву, ставшему «человеком номер два», он выделил работу секретариата ЦК и все сельскохозяйственные вопросы. Правда, Тихонов неожиданно заявил: «У меня есть некоторое сомнение в предложенном распределении обязанностей секретарей ЦК. Выходит, что М.С. Горбачев, руководя работой секретариата, будет одновременно вести все вопросы развития сельского хозяйства. Я ничего не имею против Михаила Сергеевича, но не получится ли здесь определенного перекоса?»
Черненко успокоил Тихонова, не без оснований видевшего в передаче Горбачеву организации работы секретариата усиление позиций самого молодого члена политбюро. Но в конце заседания генсек еще поднагрузил Горбачева, передав ему руководство комиссией по Польше{914}.
Политические взгляды Черненко были крайне консервативны. Не раз в узком кругу он весьма благожелательно отзывался о Сталине, о том времени, «когда партийная директива была законом». Но он, конечно, не мог пойти дальше Брежнева в полуреабилитации Сталина. Ни сил, ни времени, ни ума у него на это не было. Однако одно «дело» он все же «провернул». Ближайший сподвижник Сталина, «человек № 2», В.М. Молотов был, как известно, отлучен Хрущевым от власти и прозябал на нищенскую пенсию в подмосковной Жуковке. Мне довелось видеть в архивах немало подписей Молотова под «расстрельными» списками. Сталиным давались ему конкретные поручения по кровавой чистке{915}. Как свидетельствуют люди, встречавшиеся с ним в последние годы его жизни, Молотов ни в чем не раскаивался.
К каждому очередному съезду Молотов писал письма с просьбой его реабилитировать и восстановить в партии. Регулярно получал вежливые отказы. Даже Брежнев не решился на фактическую реабилитацию этого человека. Прислал Вячеслав Михайлович Молотов письмо и Черненко. Тот, запросив бумаги из архива, с любопытством взирал на большевистские дела бывшего соратника Ленина, Сталина, Берии, Жданова, других вождей ушедшего времени. Долго листал сборник Молотова «Уроки вредительства, диверсий и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов».
На очередном заседании политбюро («за повесткой дня») предложил восстановить Молотова в КПСС. Возражений не последовало. Объявил сталинскому соратнику об этом сам генсек, лично. Молотов умер 8 ноября 1986 года, в возрасте 96 лет, будучи вновь членом «ленинской партии».
Может быть, у Черненко это был один из очень немногих поступков, решение по которому он принял сам…
Очень скоро новый генсек дал всем понять: никаких крупных новаций в работу высшего органа партийной и государственной власти вносить он не собирается и не будет. А если что и будет, то скорее как возврат к брежневскому безмятежному, сонному бытию. Я писал в очерке об Андропове, что тот решился однажды (исходя, конечно, в этом случае не из идеологических соображений, а из материальных) заморозить на два года строительство памятников, в том числе и Ленину. Однако уже 5 апреля 1984 года, с согласия Черненко и по настоянию многочисленных ленинских ортодоксов, ЦК КПСС и Совет Министров СССР принимают новое постановление: «Продолжить в 1984–1985 годах сооружение памятников Ленину в населенных пунктах согласно приложению». На основании этого решения были осчастливлены многие десятки городов: Красновишерск, Малая Вишера, Чудово, Ковылкино, Ханты-Мансийск, Волжский, Бийск, Сызрань, Воркута, Белебей, Мичуринск, Анапа, Дудинка, Находка, Нефтекамск, Северодвинск и многие, многие другие{916}.
Монументальное идеологическое безумие было продолжено. Каменные, чугунные, бетонные, бронзовые идолы вождя вновь стали расти по городам и весям неоглядной державы.
А может быть, Черненко был большим ленинцем, чем все остальные его «соратники»? Если посмотреть на традиционный для члена политбюро сборник «Избранные речи и статьи», срочно переизданный в 1984 году, то действительно почти половина опубликованных статей и речей – на ленинскую тему. Несмотря на различие заголовков, все они предельно апологетичны, тусклы, однообразны. Одни названия говорят о глубоко бюрократическом мышлении Черненко: «Руководящая роль В.И. Ленина и КПСС в разработке основополагающих документов государственного строительства»; «Некоторые вопросы ленинского стиля в работе КПСС»; «XXV съезд КПСС о дальнейшем развитии ленинского стиля в партийной работе»; «За ленинский стиль в партийной работе»; «Возрастание руководящей роли КПСС в условиях развитого социализма и ленинский стиль работы»…{917}
Пожалуй, хватит. От долгого чтения такой «теории» может сделаться дурно: возрастание роли партии, ленинский стиль в работе, ленинские идеи в работе партийного и государственного аппарата – любимые темы официальных советских партийных историков. Черненко был органической частью этого «стиля», его воплощением и личностным выражением его ущербности.
Те статьи, которые высшие партийные деятели подписывали, те речи, которые они произносили, всегда готовили их помощники и референты. Но одного нельзя оспорить – эти люди, пожалуй, верили тому, что писалось и говорилось от их имени. В одной из совершенно пустых, бессодержательных статей Черненко, которую, разумеется, писали другие, например, утверждалось, что «чудовищную ложь и нелепость распространяют наши враги, пытающиеся представить социализм как общество, якобы подавляющее инициативу, права и свободы людей. Ни в одной капиталистической стране не может быть и речи о каком-либо участии трудящихся в управлении делами общества. А в советской стране народовластие лежит в самой основе политической системы социализма…»{918}.
