Александр Поповский - Вдохновенные искатели

Павловский решил дело, начатое другими, довести до конца: найти резервуар заразного начала лейшманиоза – болезни, известной в Средней Азии как пендинская язва, – и повести борьбу с лихорадкой папатачи, свившей себе гнездо в Крыму. Для этой цели он отправился с экспедицией в Севастополь. Затем послал туда с отрядом Петрищеву. В Среднюю Азию же пока никто не поехал.

История о том, как Павловский открыл исследователя Латышева и после долгих переговоров и переписки поручил исследования ему, составит содержание настоящей главы.

В 1923 году вышла в свет книжка военного врача Николая Ивановича Латышева о малярии. В ней автор писал о строении личинок, об анатомии комара, о хинной профилактике. Книжка была снабжена «краткими указаниями по ловле, воспитанию и коллекционированию комаров». Сто пятьдесят четыре страницы – не слишком большой простор для теорий и обобщений, но не объем и не идеи пленяли в ней читателя, а нечто другое. Книгу писал человек с литературным талантом, знающий толк в родном языке, мастер красочно рассказывать о сложных и трудных вещах.

«На поросших, – читаем мы у него, – мелким кустарником островах Волги, каждый год оставляющей следы своего весеннего буйства в виде долго не просыхающих луж, озерков и болот, ничего ночью не слышно из-за жужжания десятков тысяч комаров, остервенелыми ватагами набрасывающихся на каждого, кто посмел туда показаться… Посредине реки появляется легкокрылый авангард этих маленьких трубачей, а вслед налетают уже целые легионы их. Потянет легкий ветерок, они быстро прячутся в лодке под скамейками, между парусами; ветер прекратится, они снова за свою невыносимую музыку – и так до самого утра…»

Брачную пляску комаров автор живописует так:

«…Адская музыка от жужжания бесчисленного множества комаров поражает наш слух в то время, когда сами они один за другим ударяются о наше лицо с возмутительной наглостью и отвратительным цинизмом. Зажигая свет, мы замечаем вокруг лампы целые толпы нечестивцев, танцующих и выделывающих всевозможные движения в воздухе. Тут целых два облака, каждое из особей одного только пола. Выделывая в воздухе фантастические эволюции, они благодаря вибрации крыльев и жужжалец образуют адский концерт или хор, управляемый дирижерской палочкой Эроса… Вслушиваясь хорошенько в эту музыку, – добавляет автор книжки, – мы различаем два тона: более высокий, издаваемый самцами, и более низкий, исходящий от самок. Как и в некоторых древнегреческих трагедиях, здесь два хора, но только хор «мужей» тембром голоса скорее напоминает пение кастратов папской капеллы, распевающих кантаты не грубо, а пискливо, тонко, особливо…»

Книжка понравилась Павловскому. Он с интересом читал и перечитывал ее, с восхищением отмечал в ней удачные места. Она напоминала ему страницы из собственных записок далекой студенческой поры. Сколько раз за эти годы пробуждалось в нем желание приняться за литературный дневник, продолжить записки, начатые на Кавказе. Увы, никто ему этого сейчас не позволит, и прежде всего не разрешит себе он сам. Его перо всегда занято и не знает ни минуты покоя. Каждый раз вырастают новые проблемы, важные требования, и нельзя не откликнуться на них. Вспыхнул вдруг тиф, надо предупредить население – и он пишет популярную книжечку «Вши», учит в листовках, как избегать переносчиков, бороться с заразой. Возникли летние поносы, дизентерия – и ученый выпускает книжку о мухах. Тут и биология, и лечение, и практика борьбы с паразитоносительством. С одинаковым усердием он пишет учебники, статьи для журналов, предисловия, тезисы, листовки и резолюции. И великие и малые дела, строго научные и сугубо житейские, одинаково вынуждают его браться за перо. В стенной газете неожиданно появляется заметка, передовая статья, а порой и стихи безыменного автора. Вряд ли найдется ученый, который столько написал и отредактировал в своей жизни.

В книге Латышева Павловский угадал облик автора ее, облик истинного натуралиста. Только нежно влюбленный в природу мог написать такие теплые строки:

«Маленькая лужа, канава со стоячей водой у нас служит синонимом чего-то сонного, мертвого, но спокойствие это обманчиво. Стоит внимательно лишь присмотреться – и мы увидим, что там кипит напряженная жизнь, неустанная, волнующая, полная незаметных, но печальных трагедий. Идет жаркая борьба за существование, часто бескровная, но ожесточенная. Юркие личинки комаров, извиваясь всем телом, тянутся кверху подышать и бросаются на дно при малейшей опасности. Неподвижно сидит на стебле растения толстая личинка стрекозы, подкарауливая добычу и облюбовывая себе из стаи комариных личинок одну, легкомысленно рискнувшую приблизиться к ней. Тут же озабоченно шныряет жук-водолюб – хищник, опустошающий комариное потомство. Вечером, на закате, рои комаров закружатся над лужей или прудом, выбирая себе место для откладки яиц, оглашая воздух жужжанием, столь непропорциональным для таких маленьких существ… И жизнь крошечной лужицы может стать для наблюдательного ума одной из интересных страниц великой книги природы. Нужно только суметь ее прочитать…»

Автор тщательно шлифует каждую фразу, ищет красочных образов и слов. Об анофелесе рода «бифуркатус» он пишет: «В его образе жизни сквозит характер существа, отрекшегося от мирской суеты и возлюбившего мать зелену дубраву и сыр дремучий бор». Автор знает, что «ко дню Лукерьи Комарницы – двадцать шестого мая – комары летают роями… Комариная сила убывает, как только ударили в косу и начался сенокос…». Он любовно цитирует книгу Мельникова-Печерского «В лесах», приводит выдержки из повести «Олеся» Куприна, находит в ней верное описание состояния больного во время малярийного приступа…

В том же 1923 году на одном из съездов маляриологов выступил Латышев. Павловский впервые увидел его и познакомился с ним.

– Чем вы заняты сейчас? – спросил его ученый. – Что рассчитываете делать?

– Я не располагаю собой, – ответил тот, – завишу от командования.

Профессор передал ему визитную карточку и при этом сказал:

– Будет у вас работа или надобность какая, напишите. Присылайте материал, а то и сами заезжайте.

Спустя три года Павловский узнал, что Латышев заболел возвратным тифом. Он накормил на себе зараженных клещей, чтобы проверить их способность переносить заразу. Во время болезни он изучил ее течение на себе, чтобы у постели больного не смешивать больше тиф с малярией.

Вскоре на имя ученого пришла посылка с клещами. Латышев писал, что его заразили именно эти клещи, и просил определить их вид.

Пять лет прошло со дня знакомства Павловского с Латышевым, и снова они встретились в Средней Азии. Профессор приехал сюда с экспедицией. Он интересовался переносчиками малярии Таджикистана. Военный врач снова не мог ему ничего обещать.