Джон Эш - Византийское путешествие

По преданию, эти двадцать куполов возникли во исполнение обета выдающегося султана Баязида Ильдирима, или Баязида Молниеносного, прозванного так за быстроту и решительность, с которыми он сокрушал врагов. В 1396 году Баязид противостоял отборной армии из ста тысяч крестоносцев, захватившей его балканские земли. Султан поклялся, что выстроит двадцать мечетей, если Аллах дарует ему победу. С поразительной легкостью победив крестоносцев в сражении при Никополе, он, однако, слегка видоизменил клятву – построить двадцать мечетей было не под силу даже тому, кто называл себя «повелителем вселенной и султаном Рима». Архитектор предложил компромиссное решение. Великая мечеть в Бурсе – одно из действительно величайших сооружений, когда-либо построенных турками. Куполов в ней больше, чем в любой другой мечети на землях султана, а их количество свидетельствует о выполнении Баязидом клятвы. Аллах был прославлен, хотя историков архитектуры результат не устроил: они находят мечеть неудачной и сожалеют о том, что поддерживающие купола двенадцать колонн не позволяют воспринимать внутреннее пространство как единое целое. Возможно, так оно и есть, специалистам видней; однако простого человека, решившего провести немного времени под сводами мечети Баязида, это сооружение впечатляет.

Войдя в здание через одну из трех величественных дверей, украшенных изображениями пчелиных сот и сталактитов, сразу же поражаешься массивности колонн, покрытых разноцветной каллиграфией и странными рисунками трофеев и драпировок, как будто скопированных с задников какой-то барочной оперы. А медово-золотистый свет льется сквозь стекла центрального купола прямо на трехъярусный фонтан, напоминающий огромный торт. Стекла центрального купола всегда открыты, так что дождь и снег падают прямо в фонтан, и все пространство мягко светится, питаемое исходящим из центра светом. Наконец замечаешь окружающие звуки, слагающиеся из звуков молитвы и воды, приглушенных разговоров и шарканья босых ног.

Никогда в жизни я не встречал столь многолюдных и свободных от духа официальности мест поклонения. Старики здесь омывают ноги в фонтане или, усевшись на полу, беседуют с друзьями. На наше присутствие никто не обратил внимания, хотя мы были в мечети единственными иностранцами; толпа людей непрестанно передвигалась по покрытому коврами полу. Многие из них, держа в руках обувь, похоже, просто сокращали себе путь, однако это не выглядело кощунством. Большая мечеть – поистине сердце и душа Бурсы.

Внезапно какая-то женщина яростно закричала что-то высоким пронзительным голосом. Мы, конечно, не могли догадаться о причине этого, но окружающие отреагировали довольно флегматично. Кто-то попытался ее успокоить, но женщина продолжала кричать, словно разгневанная пророчица, пока наконец ее, все еще изрыгающую проклятия, не вывели вон. После этого возобновилась спокойная жизнь, словно ничего и не произошло, как будто воды фонтана способны склеить осколки разбитого стекла…

Падение Молниеносного

Баязид Молниеносный самым эффектным образом ворвался на историческую сцену, появившись утром 15 июня 1389 года на Косовом поле (название этого рокового места буквально переводится с сербского языка как «Поле черных дроздов»), где его отец Мурад I готовился к битве с сербской армией, которой командовал князь Лазарь. Незадолго до начала сражения какой-то сербский дворянин, выдавший себя за перебежчика, готового предоставить туркам важные сведения, был допущен в шатер Мурада и вонзил тому в сердце кинжал. Такова одна из версий случившегося, дошедшая до нашего времени. Наверняка известно лишь то, что Мурад был убит и это не принесло сербам ничего хорошего. Разъяренный и жаждущий мести Баязид без промедления принял командование, разгромил сербскую армию, казнил князя Лазаря и вырезал цвет сербского дворянства. По преданию, Поле черных дроздов оросила кровь семидесяти семи тысяч убитых сербов. В завершение содеянного Баязид, дабы избегнуть возможного спора о наследстве, велел задушить своего старшего брата.

Благодаря своей смелости и энергии Молниеносный мог бы завоевать сердца турок и стать их героем, но он оказался слишком импульсивным, неблагодарным и самонадеянным. Парадоксально, что мать и бабушка (по отцовской линии) Баязида, этого почти архетипического воплощения «страшного турка», были гречанками. Впрочем, расположения к византийцам это ему не прибавило.

Что касается придворных празднеств и церемоний, тут Баязид соперничал с великолепием лучших дней Византии, но вот в политике он находил садистское удовольствие в издевательствах над константинопольскими императорами.

Три византийских владыки – Иоанн V, его сын Мануил II и внук (племянник Мануила) Иоанн VII – правили в этот период жалким обломком империи, ненамного превосходившим ее столицу, и маленькой провинцией в Пелопоннесе. Из них троих самой выдающейся личностью был Мануил. Говорят, Баязид сказал о нем: «Если бы даже не было известно, что он император, сама его внешность с очевидностью свидетельствует об этом». И вероятно, именно по этой причине султан при любом удобном случае напоминал императору о его униженном положении. Будучи вассалом, а фактически заложником при османском дворе, Мануил жил очень бедно, порой даже впроголодь, но в 1390 году был вынужден сопровождать Баязида в его военной кампании против осажденного города Филадельфии (турецкий Алашехир), последнего византийского владения в западной Азии.

Почти полвека, отрезанные от всякой помощи извне, но мудро управляемые героическими епископами Феолептом и Макарием Хрискефалосами, жители Филадельфии упорно сопротивлялись туркам. Как это было возможно, до сих пор остается загадкой, но в конце концов Баязид решил вырвать раздражавшую его занозу и вынудил Мануила участвовать в походе. Историки упрекают последнего за малодушие, но у того не было выбора, коль скоро Баязид решил подвергнуть его столь бессмысленному унижению.

Когда в следующем году стало известно о смерти Иоанна V, Мануил все еще оставался заложником в Бурсе. Каким-то образом ему удалось избавиться от султанской стражи и добраться до Константинополя, где он был провозглашен императором. Его приветствовал истощенный народ, а книжники провозгласили долгожданное пришествие царя-философа. Баязид Молниеносный впал в ярость и написал Мануилу: «Тот, кто не принимает моих порядков и не делает то, что я велю, пусть затворит ворота своего города и управляет тем, что лежит в его стенах, ибо все, что расположено за ними, принадлежит мне». Три месяца спустя Баязид велел императору принять участие в кампании против города Кастамону в северной Анатолии. Мануил посылал отчаянные письма своим столичным друзьям, описывая разорение страны. Древние, некогда знаменитые греческие города были опустошены и переименованы, и зачастую император не мог толком сказать, где он находится. Дальше было еще хуже. Зимой 1394 года Баязид велел своим христианским вассалам, включая Мануила и выживших сербских князей, сопровождать его в Серес в Македонии. Мануил вспоминал позднее: