Бэри Ковард - Оливер Кромвель

К использованию силы против парламента и к цареубийству его привели испытания во время второй гражданской войны, которые он истолковал как знаки того, что провидение избрало его и армию для этой цели. Это не было внезапным одномоментным преображением, но в период его отсутствия в Лондоне, с конца апреля до его возвращения в Лондон 6 декабря 1648 года, он постепенно начал видеть события совсем в другом свете, в отличие от тех, кто не принимал участия в войне, включая его союзников, политических инденпендентов, поддерживавших переговоры с королем в Ньюпорте на острове Уайт. В отличие от них, «провидение», как и «неизбежность», вели Кромвеля к революции.

Некоторым образом действие, оказанное второй гражданской войной на Кромвеля, было очень похоже на действие первой войны. Как и в 1645 году, Кромвель нашел в жизни со своими военными товарищами освежающий уход от трудных политических дилемм, с которыми он столкнулся в Вестминстере. После отъезда из Виндзора в конце апреля 1648 года для подавления восстания в южном Уэльсе ему больше не приходилось осторожно взвешивать свои слова, как он делал это в опасном политическом мире в Вестминстере. Теперь он мог произносить дерзкие динамичные речи, вновь подтверждая свое братство с приятелями солдатами, основанное на общих испытаниях в первую войну. 8 мая, обращаясь ко всем своим полкам в Глаустере, он напомнил солдатам, что «он часто рисковал своей жизнью с ними и они с ним, против общего врага королевства… (он) хотел, чтобы они вооружились такой же решимостью, как и прежде… и что, со своей стороны, он будет жить и умрет с ними»[102]. В письме к капитану народного ополчения в Глаустершире на следующий день он настаивал на поддержке «парламентского дела»[103]; и это, и другие письма того времени полны такой же решительной настоятельности, какую можно увидеть в письмах от 1643 года, когда «Восточная ассоциация» встала перед лицом угрозы быть разоренной армией графа Ньюкасла. После интриг прошлых нескольких месяцев Кромвелю нравилось быть человеком действия еще раз, вновь имея дело с практическими вопросами. Он убедился, что его армия была снабжена артиллерийскими зарядами нужного калибра: «нам необходим калибр 143/4 дюйма», — писал он комитету в Кармартене 9 июня[104]. После того, как сопротивление в южном Уэльсе закончилось капитуляцией лидеров повстанцев Лафарна и Пойера в Пембруке 11 июля, он повернул на север, чтобы встретить наступающую шотландскую армию, остановившись в Нортгемптоне и Ковентри, чтобы пополнить запасы обмундирования для своих войск.

Как и в первую гражданскую войну, военная репутация Кромвеля очень возросла. Его быстрое продвижение на север для встречи с генерал-майором Джоном Ламбертом, командующим английской армией на севере, и его победа над шотландской армией при Престоне 17 августа недавно были определены как «военное искусство высшего класса»[105]. Кроме того, как и в начале 40-х годов, эта и другие победы, которые помогли привести к завершению второй гражданской войны, принесли еще один прилив уверенности в том, что с ним был бог. Как и после Марстон-Мора и Нейзби, после Престона его письма в приподнятом тоне прославляют «невыразимую милость» Бога, принесшего победу «своей великой рукой»[106].

В одном главном отношении вторая гражданская война, однако, оказала на Кромвеля действие, не оказанное первой. Как раз перед тем как уехать в южный Уэльс, он посетил второй день молитвенного собрания Совета армии в Виндзоре 29 апреля, и сообщалось, что там он убеждал своих братьев офицеров «тщательно рассматривать наши действия как воинов и, особенно, как христиан, чтобы, если в них найдется какая-то несправедливость, по возможности ее обнаружить и устранить как причину ужасных упреков в наш адрес из-за беззаконий»[107].

Во время второй гражданской войны Кромвель убедился, что главная причина «таких ужасных упреков» — в снисходительности, оказанной «инициаторам и авторам» возобновления войны. Он считал, что вторая гражданская война была «более громадной изменой, чем любая, совершенная ранее, так как прежняя ссора… состояла в решении вопроса, кто из англичан должен править; эта же может подчинить нас иностранцам»[108].

Кромвель пугал шотландских союзников Карла I, выступавших против англичан несмотря на то, что «Бог свидетельствует против вторжения вашей армии в это королевство»; в то же время шотландцы, которые сопротивлялись заключению договора и которые помогли установить власть в Шотландии после победы при Престоне, заслужили его похвалу как «христиане и люди чести»[109]. Но главным образом его гнев был направлен против тех англичан, которые противостояли армии в 1648 году. «Вина тех, кто проявил себя в летнем деле, определенно удваивается по сравнению с виной тех, кто участвовал в первом, так как это повторение преступления, что и засвидетельствовал Бог, содействуя нашей победе во второй войне»[110]. После поражения повстанцев Велша он требовал отомстить на их лидерах Лафарне и Пойере: их «беззаконие», сказал он, «удваивается, так как они так много согрешили против светлого и против многих свидетельств Божественного присутствия, способствующего процветанию праведного дела, в управлении которым они участвовали»[111]. Они (как, например, полковник Хамфри Мэтьюс) были парламентариями во время первой войны, и, поскольку на Мэтьюса только наложен штраф за преступление в сентябре, Кромвеля изумляло, «…это отсутствие благоговения перед Богом (таким великим и таким справедливым)»[112].

Кромвель был не единственным в армии, кто призывал божественное возмездие на врагов. После поражения повстанцев Эссекса и Кента при осаде Колчестера в августе Ферфакс казнил двух руководителей восстания после скорого военного суда. А 18 ноября Айртон убедил Совет армии в Св. Олбенсе принять «Ремонстрацию», требовавшую «чистки» парламента и казни короля. Одним из аргументов было признание поражения короля во второй гражданской войне божьим знаком, указывающим на то, что Карл Стюарт «главный и величайший виновник всех бед», должен предстать перед судом[113]. Однако вторая гражданская война явилась для Кромвеля драматическим потрясением, и он еще не был готов идти так далеко. Как и в начале восстания в 1647 году, так и теперь, в кульминационный период восстания в конце 1648 года, Кромвель не был главным участником. До конца ноября он оставался на севере в Понтфректе, где до сих пор не сдавался противник. Его ноябрьские письма так же озадачивающе двусмысленны, как и любые другие, написанные им. В них угадывается, что проблема применения силы против парламента очень занимала его: 6 ноября он напомнил своему другу Робину Хеммонду, что этому был недавний прецедент в Шотландии, где «меньшая часть парламента объявила в законном порядке большую часть мятежной, и лишила парламент юридической силы, и созвала новый, и сделала это силой… Подумайте над примером и над его следствием»[114]. Через несколько дней он присутствовал на встрече представителей северных полков в Йорке, которые разработали петиции в поддержку полков Ферфакса и Айртона на юге. Кромвель послал эти петиции Ферфаксу, говоря об его офицерах, что у них «очень сильное рвение, чтобы беспристрастно судить оскорбителей, и должен признать, я от всего сердца во всем согласен с ними… это дела, которые Бог вкладывает в наши сердца»[115]. Но когда Ферфакс приказал ему приехать на юг 28 ноября (возможно, приказ он получил через два дня, это было за шесть дней до его приезда в Лондон), он прибыл только после того, как Айртон изгнал из парламента около сотни его членов, предполагаемых противников армии.