Рольф Бейер - Царь Соломон

В чем же тогда на самом деле сказывается Соломонова мудрость, если история с решением не может претендовать на исключительность и героиней ее является любящая мать. Ответ в приеме поиска истины, когда пользуются не сверхъестественным, а исключительно разумными и имеющимися в наличии средствами.

Взгляд на практику вынесения приговоров царем Саулом показывает совсем другую картину. Когда израильское войско находилось в безвыходной ситуации перед превосходящими силами филистимлян, царь Саул распорядился об обязательном соблюдении поста. Кто нарушал пост, на того обрушивалось проклятие. Ионафан, сын Саула, ничего не знал о приказе и подкрепился диким медом. Божественного наказания не последовало.

И чтобы покончить с этим, Саул велит принять «божественное решение». Должен состояться созыв всех начальников, бросается жребий между Саулом и Ионафаном. Жребий падает на виновно-невиновного Ионафана, которого сам отец приговаривает к смерти. И только протестующему народу удается предотвратить исполнение решения (1 Царств 14). Принятие божественного решения бросанием жребия наблюдается и в других случаях. Например, Ахан, который посягает на священное военное имущество, изобличается с помощью жребия (Иисус Навин 7).

Соломон-судья положил конец вынесению приговора с помощью жребия. При Соломоне побеждает «природное судопроизводство», когда решение остается не за Богом. Соломоново решение, следовательно, означает победу «просвещенного» суда и является указателем в развитии истории права.

Более того, Соломоново решение означает крах любой формы «священного» вынесения приговора, который — насколько это можно установить — находился в руках священников. Предсказанием занимались жрецы. Такой способ обращения к Господу за решением проходил, вероятно, перед старинным культовым предметом — эфодом[3], сделанным из металла, золота и драгоценных камней. Еще Давид предположительно испрашивал священников перед эфодом о важных решениях, которые касались преимущественно военных походов.

Особая роль в «божественных решениях» отводилась левитам. На это указывает, во всяком случае, древ нее изречение из «закона Моисея»: «И о Левин сказал: туммим Твой и урим Твой на святом муже Твоем» (Второзак. 33.8).

С левитами мы уже однажды встречались, когда речь шла об архаичном предотвращении кровавых деяний. Они выступали не только как верные Яхве кровные мстители, но и способствовали смягчению уничтожающей силы кровной мести. Теперь мы видим, что левиты были выбраны также и для того, чтобы проводить божественные решения при помощи оракулов туммима и урима (Свет и Правосудие).

Если мы рассмотрим Соломоново решение в этой связи, то станет понятным, что царское судейство Соломона было направлено против божественных решений левитов. Архаичность поиска правосудия, присущая левитам, была окончательно вытеснена Соломоном из правовой жизни, так что смогла появиться просвещенная и разумная юстиция.

Остается вопрос, какие случаи разрешались царским судом. Очевидно, царскому правосудию подлежали только особо тяжкие преступления, например, когда речь шла о предательстве, государственной измене. В этом смысле поступил царь Саул, приказав умертвить священников, перешедших на сторону Давида (1 Царств 22), или, вспомним библейское предание, Соломон, расправившись с Адонией. Далее под царское правосудие подпадали, пожалуй, те случаи, в которых местная власть не могла решить дело, например, когда царь Давид велел казнить убийцу Саула (2 Царств 1). И наконец, случаи, когда местные авторитеты не справлялись. Тут можно привести Соломоново решение: «сообщения сторон» противоречили друг другу и нельзя было получить свидетельских показаний.

А как относился Соломон к традиционному «малому» судопроизводству, «суду у ворот»? Он проводился в некоторых местностях Израиля еще до появления царей. Ищущий правду становился в воротах; в перенаселенных городах это было единственное подходящее место, где собирались все полномочные граждане, обладавшие правом совещательного голоса. «Старейшины», признанные авторитеты рода, при необходимости образовывали судейскую коллегию, которая помогала в поисках истины.

Нам ничего не известно о том, взял ли Соломон «правосудие у ворот» в свои руки. Кажется, царский суд существовал наряду с «судом у ворот», знак того, что Соломон не был авторитарным государем, «диктатором правотворчества», который навязывал общинам на местах царское право. Мудрый судья Соломон уважал оправдавшие себя традиционные правовые формы.

Мы можем сделать еще одно, в высшей степени интересное наблюдение, если точнее проанализируем просьбу, которую Соломон высказывает в Гаваоне. Он просит о понимании того, «что добро и что зло». А как понимать «добро» и «зло»? Само определение редко исследовали, так как в Ветхом Завете об этом упоминается только два раза.

Впервые — в связи с судом у царя Давида. Вспомним: Авессалом убил своего брата Амнона, когда тот изнасиловал сводную сестру. Давиду предстоит распорядиться о кровной мести.

Но здесь появляется «умная» женщина из Фекои. Она рассказывает царю, как мы знаем, выдуманный случай. У нее было два сына, которые поссорились, при этом один убил другого. Теперь представители ее рода требуют совершения кровной мести, лишая ее последнего сына. Давида просят вынести решение и он приказывает остановить кровопролитие. Так умной фекоитянке удается удержать Давида от кровной мести. Женщина восхваляет Давида: «Да будет слово господина моего царя в утешение мне, ибо господин мой царь, как Ангел Божий, и может выслушать и доброе и худое» (2 Царств 14.17). Знание о добре и зле оказывается способностью различать, даром отделять одно от другого, умением сознательно не смешивать добро и зло, судя и осуждая. Правый суд позволил бы свершиться кровной мести, создав тем самым «злое» право, поскольку хотя виновный и понес бы наказание, пострадало бы «доброе» право невиновной матери.

Если сравним «судейскую мудрость» Давида с «Соломоновым решением», то нам придется разочароваться в Соломоне. Тогда как его решение состоит лишь в умном применении средств для поиска истины, «мудрость» Давида, напротив, подорвала основы всей правовой традиции и покончила с кровной местью. А может быть, мудрость Соломона-судьи надо оценивать по-другому? Как же на самом деле Соломон представлял себе «знание о добре и зле»? Вера в истинность и силу материнской любви? «Мудрый судья» уже не судит свысока, а создает условия, в которых истина проявляется сама собой. Материнская любовь, на которую рискуя ставил Соломон, являет истину. Такое «знание добра и зла» — это уже не просто жесткое право судьи, а доверительное обращение к неистребимой жизненной силе, которая всегда заложена в правде.