Золото Рюриков. Исторические памятники Северной столицы - Владимир Анатольевич Васильев
— Нет! — очнувшись от забытья, выкрикнул Травин.
Его голос эхом отозвался в зале. Каменное лицо купца Ширкина дрогнуло, вытянулось, и впервые за время заседания на нем появилась улыбка. Прекратили шептаться и настороженно посмотрели на него свидетели.
— Прошу объяснить причину отказа решить дело присягою, — спросил судья, и Алексей вдруг почувствовал сомнение в его голосе.
«А! Вот вы как! Стоило твердо заявить — и суд взад пятки», — обрадовался Травин.
Он бросил на судью взгляд полный негодования. Однако пожилой мужчина не смутился. Он усмехнулся и, сердито сверкнув глазами, сухо произнес:
— Высокий суд требует от вас объяснения!
— Поясняю, что к выполнению клятвы приступлю не прежде, когда она будет признана судом необходимою и соответственною постановленным в законе правилом, — отчетливо произнося каждое слово, ответил Травин.
— Можете занять свое место, — бросил судья.
Алексей с удивлением смотрел на мужчину в мантии. Он ждал — сейчас судья приступит к изложению пояснений о необходимости присяги, и после того как он поклянется, рассмотрение дела закончится. Но разъяснений не последовало. Судья вызвал к ответу истца.
«Перенесут на следующий день, — продолжал успокаивать он себя. — Правда на моей стороне».
Мысль о благополучном исходе дела еще не покинула голову Алексея, как в тишине зала отчетливо прозвучали слова клятвы, произносимые Ширкиным.
Дальше все происходило быстро. Ширкин сел на место. Судья зачитал решение суда, которым Травин объявлялся должником и должен был в течение 24 часов через полицию передать всю отыскиваемую сумму.
Травин себя не контролировал. Он попытался пройти к судье и выразить несогласие на принятие присяги Ширкиным, ведь отзыва на свой отказ он не получал. Между ним и судьей встал присяжный пристав. Он попытался оттолкнуть пристава, но получил предупреждение: в случае продолжения активных действий будет арестован. Тогда Травин бросился к свидетелям. Он просил их принять участие в поисках справедливости. Из этого полуобморочного состояния его вывела секретарь суда, которая объяснила Алексею о праве ответчика подать апелляцию на решение суда.
Какое-то время, выйдя из помещения, он шел, не контролируя себя. Текст апелляции складывался в голове мучительно тяжело. Иногда ему казалось, веских доказательств нет, все документы, представленные на суде, не имеют значения. Травин напрягал мозг и снова начинал вспоминать ход судебного разбирательства, выискивая в нем ошибки судьи.
«Они без моего согласия допустили Ширкина к присяге. Это нарушение. Надо посмотреть, какая статья, какой том… Я по званию своему не принадлежу к торговому сословию. Значит, противу меня партикулярные записки, неподписанные отчеты или даже домашние книги не могут быть приняты за доказательство в противности Свода законов», — обрывки мыслей придавали ему уверенность, и уже скоро на лице Травина появилась улыбка и он стал весело посвистывать.
Троицко-Измайловский собор вырос перед ним неожиданно. Травин скользнул взглядом по пятиглавию храма, любуясь росписью золотыми звездами по голубому фону, перебрал колонны портиков коринфского ордера, выделяя из глубины бронзовые фигуры ангелов. Попытался задержаться на торжественном убранстве, но глаза его, независимо от воли, уже искали тот уголок сквера с молодыми липами, где совсем недавно, накануне заседания суда, он встречался с Елизаветой.
* * *
В день, назначенный Травиным, встреча с Богдановой не состоялась. Через Ободовского она просила передать, что вынуждена сопровождать жену великого князя Михаила в Москву. По возвращении ее в столицу встречу переносили еще раз.
Алексей прибыл в сквер, разбитый рядом с Троицко-Измайловским собором раньше назначенного времени. Прогуливаясь по пустующим дорожкам, пытался вспомнить, как десять лет назад вместе с Тимофеем Алексеевичем Медведевым расписывал купол храма.
Он запаниковал и замер, приоткрыв рот, когда, отделившись от ствола молодой липы, на дорожку вышла незнакомая женщина с вуалью на лице. В своем воображении он все еще представлял молодую Лизу девушкой с большим бантом, из-под которого выбивались черные вьющиеся волосы.
Дама приближалась. Длинное серое платье с опущенной линией плеч, объемными и сильно расширенными в верхней части рукавами подчеркивало стройность фигуры и делало ее выше ростом. В туфельках без каблуков, с узкими носами и лентами, крест-накрест обвязывающими ноги, она ступала легко, и казалось, порхала над землей. Из-под сбившейся набок шляпки выступали упрямые завитки волос.
Она остановилась на расстоянии вытянутой руки. Алексей намерился приблизиться, но Елизавета укоризненно покачала головой, и он вынужден был отступить назад.
— Мы встретились как чужие люди, — сказал он с горечью в голосе, осознавая, что перед ним стоит совершенно другая женщина.
— А ты представлял нашу встречу иначе? — тихо спросила она, слегка приподнимая вуаль.
— Иначе, — выдохнул Травин, понимая, он на самом деле встретил здесь не Лизу, а незнакомую женщину.
— Странный ты человек, Алеша, — Елизавета шагнула к нему, коснулась рукой его головы. — Время идет, а все остаешься тем же мальчишкой.
— У меня профессия такая, — улыбнулся он.
— Нет. У тебя характер такой, — нравоучительно поправила она, слегка потрепав ему челку.
«Лиза стала совсем другой», — с сожалением подумал он, но сказал совсем не то, что подумал:
— Да и ты мало изменилась.
— Неправду говоришь, Алеша! Я старше своих лет. Моя жизнь в кругу царской семьи сделала меня совершенно другим человеком, — сказала быстро она и подняла вуаль.
Едва сдержав себя, чтобы не воскликнуть от изумления, Травин потупил взор.
— Нет! Ты смотри, — сказала Елизавета с глазами, полными слез.
— Я и не отворачиваюсь, — попытался оправдаться Алексей, проводя ладонью перед глазами, словно снимая ошеломившее его видение.
Она вдруг встрепенулась, шагнула к Травину, заглянула ему в глаза и, обдавая горячим дыханием, прошептала:
— А такую Лизу ты любить не можешь?
Алексей зажмурился.
— Нет. Ты смотри мне в глаза и отвечай: можешь такую Лизу любить? — она тряхнула его за плечи, а потом отступила.
— Ты красива, — сказал простодушно Алексей. — Тебя невозможно не любить.
Елизавета улыбнулась. Ей удивительно шла улыбка. Белое нежное лицо с близко посаженными к маленькому носику серыми с зеленым отливом глазами напоминало ему греческую богиню красоты Афродиту. Завороженный, он мог бесконечно любоваться ею, как любуются художники выбранной для сеанса натурой, прежде чем приступить к изображению ее на полотне. Но в то же время как художник Травин понимал: в ее улыбке не было обаяния, смутившего много лет назад молодого галичского парня.
Заметив, что она производит впечатление на Алексея, увидев его восторженный взгляд, Елизавета пошла в наступление. Она снова шагнула к нему, взяла за плечи и, крепко сжимая их, медленно, но четко
