Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов
31 июля. …Прислушиваясь к голосу души, убеждаюсь, что во мне созревает второе из волнующих меня решений вопроса: уйти от политики в историю, спасти свою подлинную душу... Уходя от непосредственной политической деятельности, я не ухожу от напряженной политической мысли, которая будет выражаться в публицистических откликах на важнейшие вопросы... Для того, чтобы последовательно проводить это решение, нужно было бы покинуть политическое пекло, Петербург. Есть даже и повод: переезд в Екатеринослав для чтения лекций в политехникуме. Но на беду, я в своей главной научной работе связан с петербургскими библиотеками, а ведь ради этого я долго мирился даже с муками бесправия. (Если б не революция, мне бы еще нынешним летом пришлось возобновить ходатайство о праве жительства.)...
3 августа. Значит, решено. Остаюсь верным обету юности. Недаром воскресло во мне на днях воспоминание о том солнечном мартовском дне 1889 г. в Мстиславле, когда такой обет был дан на принесенном Владимиром (брат Вольф) от деда местном Пинкосе. С тех пор научный план расширился...
4 августа. Прочел книгу бывшего иеромонаха Илиодора{614} «Святой черт» (о Распутине). С ужасающей реальностью раскрыты тайны царскосельского дворца... Запятнанный кровью монархизм мог бы еще возродиться, но запачканный грязью пропал навсегда. Россия станет демократической республикой не потому, что доросла в своей массе до этой формы правления, а потому, что царизм в ней опозорен и простолюдин потерял веру в святость царя... Вчерашние газеты принесли известие, что Николая и прочих узников Царского Села перевезли в более отдаленное место, без указания куда именно... Единственным справедливым исходом был бы гласный суд над этой преступной бандой. Хотел бы дожить до этого исторического суда, который я пламенно призывал в течение 23 лет...
6 августа. …Готовлюсь ехать в «город холода, мглы и тоски», но узнаю, что это будет и город голода... Как сообщают газеты., молоко будет выдаваться только грудным детям и больным... Если бы не сложная историческая работа, прикрепляющая меня к библиотекам столицы, я остался бы на зиму здесь, среди эстонцев, которые, хотя и дорого, продают съестные припасы... И все-таки поеду в город голода и холода — ради утоления голода духовного...
7 августа (вечер). Сейчас на балконе нашей дачи сидели мы и слушали еврейские народные песни, грустные, за душу хватающие. В полутьме я мог скрыть свое волнение. Ведь эти песни, как плуг, вскапывают почву жизни, поднимают наверх глубокие пласты детства, юности...
14 августа (вечер). С ранней юности идея пацифизма казалась мне основою прогресса: пока люди воюют, они не вышли из дикого состояния. А на старости я дожил до самой чудовищной войны в трех видах: войны государств, войны наций внутри государств и войны классов внутри наций. Это и есть потоп, истребляющий преступное человечество. Страшно будет умереть, если не будет уверенности, что не повторится этот потоп, если не будет радуги мира между государствами, нациями, классами...
16 августа. …Дочитал брошюру о Генри Джордже{615}, проповеднике национализации земли. Вспомнил, как в 1884 г. меня воодушевила статья о том же в «Отечественных записках». Окрылил тогда этический социализм, а не марксистский, «без грана этики»...
21 августа, Петербург. В прохладный лунный вечер оставил с Идою Силломяги. После ночного переезда в тесноте и давке, мы утром очутились в своей квартире, одинокие, без прислуги...Посетители: давние товарищи по «Фолкспартей», Крейнин и Перельман. На летней конференции в Москве «Демократическое объединение» приняло программу «Фолкспартей» с некоторыми элементами социал-реформизма и назвало себя «Идише Фолкспартей». Наиболее деятельные мои единомышленники уже вступили в комитет этой обновленной «Фолкспартей» и оставили место для меня. С предложением вступить в комитет и явились ко мне его представители. Я объяснил, что решил уйти от политической деятельности, но должен в силу веления совести согласиться на номинальное вступление в комитет, ибо мой отказ бросил бы тень на задачи обновленной партии. На днях предстоит здесь новая конференция партии для установления ее отношений к Еврейскому съезду, российскому Учредительному собранию и всей избирательной компании... Нарушен ли мой обет? В слабой степени, да.., Научная совесть у меня теперь неспокойна, но при ином решении меня мучила бы общественная совесть.
А прикосновение к действительности ужасно. В городе голод, уныние, отчаяние. Мы держимся привезенными запасами пищи да хозяйственным гением Иды; когда запасы истощатся, начнется погоня за куском хлеба и истощение от недоедания. В городе жутко: пусто в лавках... На фронте печально. Немцы наступают на Ригу. Скоро и столица будет в огне непосредственной войны.
22 августа. С улицы вчера вечером принесли слух о взятии Риги. Плохо спал ночью, а утром газеты принесли подробности нового поражения. Россия не может воевать и не может прекратить войну — вот в чем ужас...
23 августа. Раскрыл записи и планы работы, прерванной на Феодосии I и отцах церкви... Тяжело начинать большую работу, когда скоро придется, может быть, оставить Петербург из-за голода или приближения немцев и стать беженцем. Тревожусь за Соню и детей, оставшихся на даче в Эстляндии...
24 августа. …Я занялся Кодексом Феодосия, но работа не ладится...
Сегодня был у меня владелец книжного магазина «Эзро», забрал жалкие остатки моих изданий. Теперь не будет новых изданий до восстановления книгопечатания в одичавшей России...
28 августа (9 час. вечера). Войска главнокомандующего Корнилова{616} идут на Петербург с целью свержения Временного правительства... Час назад я вернулся с Офицерской улицы, из конференции «Фолкспартей», и кроме известий вечерних газет ничего не слышал. Но теперь, вероятно, уже идет бой, а ночью в городе может разгореться гражданская война, погром и резня... Удивляюсь самому себе: отчего я так странно спокоен?.. Оттого, что мы насыщены ужасом и кровопролитием, совершающимся уже 4-й год на земле...
Вчера утром отправился на конференцию обновленной «Фолкспартей». Перед заседанием знакомился с приезжими делегатами и на несколько минут перенесся в давние юные годы. Один делегат, уроженец Могилевской губернии[72], рассказал мне, как в детстве он слышал от своего «ребе» страшную легенду о Шимоне Дубнове, который в Иом-киппур сидит дома, читает и пишет... Мне вспомнилась моя жизнь Ахера в Мстиславле в 1884–1890 гг. Но вот открывается заседание. Приветствие председателя (Ефройкина) идеологу «Фолкспартей», аплодисменты, мало волнующие меня. Затем дебаты о секуляризации общины, долгие, горячие. В вечернем заседании дебаты о выборах в Учредительное собрание, блоке партий и пр.
Сегодня утром приезжаю на конференцию, не зная, что делается в мире, ибо понедельник безгазетный день. В вестибюле дома заседаний мне показывают
