Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов
14 мая (первый день Шовуоса, сумерки). После некоторых колебаний, я все-таки взобрался на исторический Олимп. Перестраиваю план истории Востока в период христианского Рима, Византии и Арабского халифата, совершенствуя план 1904 г. Увлекся, порою забывался, но в те часы, когда приходилось спускаться вниз, в текущую действительность, становилось страшно. Настроение такое, как в предпогромные дни при царизме: тогда работали черные банды, натравливаемые царской полицией, теперь — те же банды, опьяненные политической анархией и экономическим террором. Вырождение российской революции в пугачевщину идет вовсю. Европейская революция в русском переводе означает погром слева вместо реакционного погрома справа... Что будет с Россией через месяц-два? Гражданская война, террор бегущей с фронта солдатни, государственное банкротство, полный голод и истощение.
Вчера в два часа ночи (т. е. на рассвете) возвращался вдоль Невы по белым улицам из заседания для выбора представителей от еврейской национальности в комиссию по подготовке Учредительного собрания. Засиделись поздно из-за грызни социалистов между собою и с нами, А на улицах, на границе белой ночи и рассвета уже дежурили очереди женщин у хлебных лавок в ожидании фунта хлеба на следующее утро, да на Троицкой площади маленькие митинги солдат и рабочих близ штаб-квартиры ленинцев. Что-то выйдет страшное из этих ночных кучек там и здесь...
20 мая. …Историк, терзаясь злобами дня, удаляется ежедневно на 6–8 часов в глубь веков. Не имея возможности удалиться от современности в пространстве, он удаляется от него во времени. Читает и пишет о галилейских патриархах II–IV вв., о Юстине Мученике, его апологиях и диалогах, о волнениях минувшего...
28 мая. Юстин, Цельз, Ориген, палестинский патриархат III в. — и призрак кровавой парижской коммуны в Петербурге, и грубое засилье улицы... Был на днях на открытии съезда сионистов, приветствовал его с оговоркой о необходимости заменить антитезис Сион — Голус синтезом...
3 июня. Среди общих тревог и острых личных забот, после коротенького перерыва, опять ухожу в век Константина, Феодосия и Юстиниана. Этому душеспасительному уходу за 1500 лет скоро помешает уход на пару сотен верст от Петербурга: предстоящий отъезд на дачу в Прибалтийский край.
Анархия растет... Продолжение войны грозит дальнейшим ростом анархии, голода и эпидемий; сепаратное прекращение войны — разрывом с союзниками и полным крахом государства. Circulus vitiosus{612}, в котором задыхается Россия.
9 июня. Жаркие, знойные дни в политически раскаленном Петербурге, пылающем десятками съездов, митингов, потоком зажигательных лозунгов, бросаемых демагогами в темную массу. В одном собрании я вчера участвовал, большом еврейском митинге в зале Биржи, где выступали Винавер, Слиозберг, военные делегаты и другие. Цель — протест против царящей анархии, Я указал на глубокий корень зла: «гипертрофию классовизма» в революционном движении, извращающую ход революции, поскольку классовое начало не подчиняется национальному и государственному[68].
И в эти дни я сидел в залитом солнцем кабинете и думал две думы: о великом историческом кризисе 1917 т. и о кризисе еврейства в Римской империи IV в. В IV в. я лечился от свежих ран XX в...
Вот впечатления одного только газетного дня: военный бунт в Севастопольском флоте; забастовка рабочих в Петербурге, на Выборгской стороне, из сочувствия к анархистам, выселяемым из захваченной ими дачи Дурново; на украинском съезде граждан и солдат в Киеве решено устроить самостоятельную Украинскую республику, причем печатаются книжки против «москалей, ляхов и жидов»; в разных местах призывы большевиков к немедленной социальной революции... Заседающий здесь литовский сейм, подобно украинскому съезду, объявил Литву самостоятельным государством... Готовится и Латвия — Латышская республика...
11 июня (вечер). Вчера грозила катастрофа: огромная уличная демонстрация большевиков против Временного правительства, «буржуазии» и т. п. Могла бы повториться парижская коммуна. Вмешался Совет рабочих депутатов... Пока на три дня запрещены демонстрации, а что дальше?
11 июня. Кратер дымится. Большевики из рабочих и солдат грозят вооруженными выступлениями... Предстоят кровавые дни, может быть критические для всей революции... Жутко уехать из Петербурга в такие критические дни и в глуши томиться ожиданием известий из центра гражданской войны. Да и уезжать нелегко: метался сегодня, не дают билетов по железной дороге...
Глава 60
Февральская революция на ущербе (июнь — октябрь 1917)
В глухом углу Эстонии. Тревожные вести из Петербурга, — Возрождение «Фолкспартей» в Москве и Одессе. — Брошюра «Чего хотят евреи». — Июльский «путч» большевиков в Петербурге. — Трехлетие войны. «Война губит революцию, революция губит войну». — Личный вопрос: отдаться ли политической стихии или оставаться в своей научной стихии? — Проект кафедры в еврейском политехникуме в Екатеринославе. — Книга Илиодора о Распутине. «Запачканный грязью монархизм пропал навсегда». — Пацифист среди борьбы государств, наций, классов. — Этический социализм, — Возвращение в Петербург. — Участие в обновленной «Фолкспартей». — Спасаю душу в истории IV и V вв. — Поход Корнилова на Петербург и дебаты в нашей конференции «Фолкспартей». Тень былого. — Голодающая столица. Упразднение книгопечатания. — Предчувствие близкой катастрофы.
Два летних месяца, от середины июня до середины августа, я провел с женой и семьей дочери в приморской дачной местности Силломяги, в Эстляндии (Эстония). Хотелось отдохнуть от политической лихорадки столицы и восстановить силы, истощенные длительной весенней болезнью, но тревожные вести отовсюду мешали отдыху. Июльский «путч» большевиков в Петербурге был репетицией позднейшего октябрьского переворота; созидательные силы февральской революции уступали напору разрушительных сил большевизма. Разлагалась «великая Россия», и миллионы ее защитников на фронтах готовились стать ее разорителями. Временное правительство изнемогало в борьбе с страшной разрухой, с разбушевавшейся социальной стихией. Между тем шли приготовления к выборам в Учредительное собрание, а в еврейском обществе перестраивались политические партии, готовясь к новой жизни в свободной российской республике. Меня, конечно, влекло к этому великому делу строительства, да и друзья тянули меня туда, но с другой стороны, я сознавал, что в предстоящей борьбе не хватит моих сил на два фронта — политический и научный. На унылом берегу Финского залива я бродил с своими думами и решал вопрос: какою из двух задач жизни пожертвовать? После долгой внутренней борьбы, я решил пожертвовать политикой ради науки. Я дал себе обет продолжать свой исторический труд даже под свистом пуль
