Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела
Это был чрезвычайно деликатный вопрос. Обе стороны рассматривали готовность к диалогу как признак слабости и предательства. Ни одна из сторон не согласилась бы сесть за стол переговоров, пока другая не пошла бы на значительные уступки. Правительство не уставало утверждать, что мы являемся террористической организацией коммунистов и что оно никогда не согласится на диалог с террористами или коммунистами. Это была догма Национальной партии. Что же касается Африканского национального конгресса, то его руководство неустанно повторяло, что правительство Национальной партии является фашистским и расистским и что нам не о чем говорить, пока оно не отменит запрета на деятельность АНК, не освободит безоговорочно всех политических заключенных и не выведет войска из африканских поселков.
Решение начать переговоры с правительством являлось настолько принципиально важным, что его должны были принять только в Лусаке. Однако я осознавал, что переговорный процесс должен начаться немедля, именно сейчас и что у меня не было ни времени, ни средств для полноценных консультаций по данному вопросу с Оливером Тамбо. Кому-то с нашей стороны нужно было сделать первый шаг, и моя нынешняя изоляция обеспечивала мне как свободу действий для этого, так и гарантии (по крайней мере, на какое-то время) конфиденциальности моих усилий.
Я находился просто в идеальной изоляции. Хотя мои коллеги были всего тремя этажами выше меня, они с таким же успехом могли находиться в Йоханнесбурге. Чтобы встретиться с ними, мне пришлось бы подать официальный запрос на посещение, который должен был быть одобрен главным офисом Департамента исправительных учреждений в Претории. Зачастую проходили целые недели, прежде чем оттуда приходил ответ. Если бы мой запрос был одобрен, то я мог бы встретиться с ними только в зоне для посещений. Это был новый для нас опыт: мои товарищи и сокамерники теперь числились бы официальными посетителями. В течение многих лет мы могли без каких-либо проблем ежедневно беседовать друг с другом часами напролет, теперь же нам приходилось делать официальные запросы для организации встреч, и все наши разговоры во время этих встреч прослушивались.
После того как я провел в своей новой камере несколько дней, я попросил представителя тюремной администрации организовать такую встречу. Он сделал это, и мы вчетвером обсудили вопрос о моем переводе на первый этаж. Уолтер Сисулу, Ахмед Катрада и Рэймонд Мхлаба были разгневаны на тюремные власти за то, что нас разлучили. Они собирались даже выразить решительный протест и потребовать, чтобы меня вернули на третий этаж. Как я понял, они не ожидали от меня того ответа, который услышали. «Послушайте, – сказал я, – я не думаю, что мы должны бороться с этим». Я упомянул отличные условия, в которых оказался, и допустил, что это может создать прецедент также для остальных политических заключенных. Затем я добавил несколько двусмысленно: «Возможно, из этого выйдет что-то хорошее. Учитывая мое нынешнее положение, правительство может обратиться к нам с тем или иным предложением». Однако на эту ремарку никто не обратил внимания: я понимал, что власти вряд ли первыми проявят инициативу в этом щепетильном вопросе.
Я решил никому не рассказывать о том, что собирался сделать. Ни моим коллегам наверху, на третьем этаже тюрьмы «Полсмур», ни руководителям Африканского национального конгресса в Лусаке. АНК – это коллектив, что предполагает принцип коллективного принятия решений, однако правительство сделало данный принцип в этом конкретном случае невозможным. У меня не было ни времени, ни гарантий безопасности для обсуждения этих вопросов с руководством своей организации. Я понимал, что мои коллеги наверху, на третьем этаже, осудили бы мое предложение, и это убило бы мою инициативу в самом зародыше. Бывают моменты, когда лидер должен идти впереди своих соратников, выбирать на свой страх и риск новое направление, если он уверен в том, что ведет свой народ правильным путем. В конце концов, моя изоляция обеспечивала моей организации оправдание на тот случай, если бы что-то пошло не так: можно было бы сказать, что старик, мол-де, находился в полном одиночестве, был отрезан от внешнего мира и действовал как частное лицо, а не как полномочный представитель Африканского национального конгресса.
90
Через несколько недель после перевода меня на первый этаж я написал Коби Коэтси, предложив обсудить с ним возможность переговоров между АНК и правительством. Как и ранее, я не получил никакого ответа. Я написал еще раз – и снова не последовало никакого ответа. Мне это показалось странным и разочаровывающим. Я понял, что для того, чтобы быть услышанным, мне следует искать какую-то другую возможность. Она появилась в начале 1986 года.
На встрече глав правительств Содружества наций, состоявшейся в октябре 1985 года в Нассау, ее участники не смогли прийти к соглашению о том, следует ли им участвовать в международных санкциях против Южной Африки. Основной причиной явился категорический отказ премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер от принятия указанных санкций. Стремясь преодолеть сложившуюся тупиковую ситуацию, собравшиеся договорились о том, что делегация «видных деятелей» Содружества наций посетит Южную Африку и подготовит отчет (с соответствующими рекомендациями) о том, можно ли считать эти меры подходящим инструментом для того, чтобы положить конец системе апартеида. В начале 1986 года семь членов Группы видных деятелей Содружества наций во главе с бывшим президентом Нигерии генералом Олусегуном Обасанджо и бывшим премьер-министром Австралии Малкольмом Фрейзером прибыли в Южную Африку с миссией по установлению фактов сегрегации.
Генерал Олусегун Обасанджо посетил меня в феврале 1986 года, чтобы проинформировать о задачах делегации и обсудить характер предстоявшей ей работы. Ему не терпелось организовать мою встречу со всеми членами делегации. С разрешения правительства такая встреча была запланирована на май. Предполагалось, что после этой встречи делегация проведет консультации с кабинетом министров Южной Африки. Я расценил это как возможность поднять тему об организации переговоров между АНК и южноафриканским правительством.
Правительство расценило мою предстоящую встречу с Группой видных деятелей Содружества наций как экстраординарное событие. За два дня до встречи меня посетил бригадный генерал Манро, который привел с собой портного. «Мандела, – сказал Манро, – мы хотели бы, чтобы вы говорили с этими людьми на равных. Мы не хотим, чтобы вы показывались им в этой старой тюремной одежде, поэтому портной снимет с вас мерки и сошьет вам подходящий костюм». Портной был настоящим волшебником, потому что уже на следующий день я примерил костюм в
