Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - Коллектив авторов
Безусловное сочувствие выражал Арсеньев мнению кн. Е.Н. Трубецкого о том, что поражения Германии «нужны не только для спасения других народов – они благодетельны для нее самой… только удар грома может пробудить ее от нынешнего духовного ее усыпления. Тогда из силы, враждебной человечеству, немецкий народ вновь станет одним из могущественных двигателей мировой, общечеловеческой культуры». Арсеньев солидаризировался с резолюцией общего собрания членов «Общества Мира» в ноябре 1914 года, автором которой был кн. Пав. Д. Долгоруков. В этом документе особо подчеркивалось, что «Россия, втянутая в войну, ведет ее против германского милитаризма, но не против германской народной культуры». «Такие слова не заграждают дорогу к сближению между народами, для общей деятельности которых на общую пользу должно, рано или поздно, наступить время», – заключал Арсеньев.
Выступления публициста по национальному вопросу затрагивали и проблемы российской многопартийности, также переживавшей трансформацию под влиянием войны. В этой связи он с тревогой наблюдал за новой тенденцией в либеральной среде, а именно за попытками создания «своего рода национал-либеральной партии или хотя бы национально-либерального настроения». Среди его оппонентов в дискуссии о национальном начале в либерализме – один из авторов новой доктрины, П.Б. Струве, провозгласивший безоговорочное признание национального начала единственно правильной позицией не только для власти, но и для русского образованного общества с целью поставить заслон «реакционному использованию национального принципа и вообще нездоровым проявлениям национализма». Сочувствие попытке Струве «привить иссыхающему древу российского либерализма свежий росток национализма» выразила редакция газеты «Утро России», в свою очередь, пропагандировавшая мысль о возможности и необходимости синтеза идей «чистого, здорового национализма», патриотизма и либерализма. О популярности идей национал-либерализма в России в годы Первой мировой войны свидетельствовала, в частности, попытка создания Национал-либеральной партии, предпринятая лидером прогрессистов И.Н. Ефремовым и беспартийным депутатом М.А. Карауловым в IV Думе незадолго до образования Прогрессивного блока.
Арсеньев стремился разъяснить российской общественности суть дискутируемого явления и указать на вероятные крайне негативные последствия «национализации русского либерализма». В частности, он был уверен в отрыве от реальности и утопичности призыва национал-либералов к их оппонентам из либерального лагеря – «пожертвовать» местными особенностями в пользу «общенационального начала». «На почве национального вопроса больше, чем где-либо, приходится считаться с предубеждениями, сознательными и бессознательными, – убеждал публицист. – Между „местными особенностями“ есть много таких, которые приросли к сердцу населения; нельзя жертвовать ими ради отвлеченного начала». По мнению Арсеньева, с «либеральной точки зрения» можно утверждать только одно: «оценка культуры и языка никому навязываема быть не может. Как бы ясно ни было для одних превосходство данного языка, данной культуры, они не в праве требовать от других усвоения этого взгляда. Если у него есть твердые основы, он будет мало-помалу распространяться в глубь и ширь, без искусственной поддержки, на самом деле легко обращающейся в помеху».
Рассматривая проблему в международном контексте, Арсеньев считал полезным обратиться к опыту Германии, где идеи национализма были исторически укоренены, а национал-либеральная партия существовала с 1867 года. При этом публицист обращал внимание на различный исторический контекст употребления терминов «национальный» и «национализм»: «В Германии они возникли на почве политического распада, шедшего вразрез с общим происхождением и общим, до известной степени, прошлым; в России они пускаются в ход на почве государственного единства и глубоких племенных различий. Германия стремилась к превращению нации в государство; в России это превращение совершилось несколько веков тому назад, после чего государство, образованное нацией, включило в свой состав множество других, разнородных национальных элементов». По мнению Арсеньева, этим объяснялось коренное различие в характере и развитии националистических стремлений в двух странах: «В Германии их острие было направлено первоначально против внешних врагов, против соседей, считавших для себя выгодным расчленение, т. е. бессилие германского народа; в России оно сразу направилось против „внутренних врагов“, к числу которых были отнесены все нарушающие единообразие и единоцветность громадного целого». Выделяя основные этапы эволюции указанного явления в России («национализм, еще не вполне сознательный, вошел, под именем „народности“, в состав знаменитой трехчленной формулы графа Уварова; смягченный, с легким налетом гуманизма, он стал краеугольным камнем первоначального, подлинного славянофильства; грубым и узким он явился на страницах „Московских ведомостей“, спустился еще ниже у продолжателей Каткова и, наконец, достиг крайней степени падения в среде новейших „истинно-русских людей“»), Арсеньев приходил к выводу о том, что «в Германии национализмом, в первом его фазисе, могли увлечься либералы, не изменяя своему символу веры; он не только не грозил ничьей свободе, ничьему праву, но обещал, в обновленном и сильном государстве, такие личные и общественные гарантии, каких не могли дать десятки слабых и именно потому боязливых государей. В России пропасть между национализмом и либерализмом с самого начала оказалась непереходимой».
Прослеживая логику развития германского национализма, Арсеньев указывал на закономерность в конечном итоге сближения данного явления с аналогичным русским. Он отмечал, что в объединенной Германии, справившейся с внешними врагами, также оказались «враги внутренние» (поляки, после войны 1864 года – жители северного Шлезвига, а вследствие войны 1870–1871 годов – жители Эльзас-Лотарингии). Основную причину изменений в настроении и положении немецких национал-либералов Арсеньев видел в последовательном утверждении в их взглядах «притязаний национализма» над требованиями последовательного и искреннего либерализма. «Если партия этого имени все еще существует, то только по инерции, по привычке; серьезное значение и внутренний смысл она потеряла уже давно. Это позволяет судить о том, насколько желательно – и целесообразно было бы образование национал-либеральной партии, в настоящую минуту у нас в России».
Предвидя опасность поглощения либерализма национализмом, Арсеньев заявлял: «Прежде чем говорить не только о слиянии, но хотя бы о сближении национализма с либерализмом, нужно было бы доказать, что под именем первого разумеется отныне нечто совсем другое, чем прежде. В состав „либеральной“ программы, самой умеренной, неизбежно входят два основные требования: равенство перед законом и свобода, во всех тех формах, в которых ее признает и охраняет правовое государство. Национализм, как боевой принцип, как партийное знамя, отрицает и то, и другое, обусловливая полноту прав принадлежностью к господствующей нации… и следовательно, ограничивая свободу передвижения, свободу избрания места жительства и занятий, свободу
