Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов
Кизеветтер был постоянным сотрудником лучшего журнала русского зарубежья – парижских «Современных записок», а также исторического журнала, издававшегося С.П. Мельгуновым сначала под названием «На чужой стороне», а затем «Голос минувшего на чужой стороне». Он печатался в других эмигрантских журналах, исторических сборниках, много публиковался в газетах – особенно часто в рижской «Сегодня» и берлинском «Руле». Среди его публикаций – статьи, рецензии, историографические обзоры. Как всегда, много «исторических портретов» (среди них – Екатерина II, граф Д.А. Толстой, И.Д. Делянов, А.С. Суворин, Г.А. Гапон, Франтишек Палацкий и др.). Значительная, пожалуй, большая часть публикаций была рассчитана на массового читателя и носила популярный характер.
Так называемый массовый читатель был надолго разлучен с творчеством Кизеветтера; а ведь большая часть созданных им текстов предназначалась именно для него. Лучшие статьи Кизеветтера писались зачастую не для профессионалов, а для обычных интеллигентных людей, для которых «толстый» журнал – традиционный предмет домашнего обихода. Почти все эти тексты были первоначально опубликованы в «Русской мысли», которая была для интеллигентов начала века приблизительно тем же, чем «Новый мир» для «шестидесятников».
Читая Кизеветтера, надо иметь в виду, что его схема русской истории и, соответственно, оценка ее деятелей – последовательно либеральная. Этот последовательный либерализм Кизеветтера нередко вызывал раздражение оппонентов. Так, бывший пражский студент Кизеветтера, известный медиевист Н.Е. Андреев, передает мнение другого «пражского» историка, эмигранта Н.П. Толля, что Кизеветтер «был, прежде всего, кадетским оратором, а уже потом историком». Самому Андрееву «всегда казалась несправедливой оценка им ряда явлений, в частности в московском периоде отечественной истории, и его чрезмерная суровость в оценке мероприятий правительства, которая иногда представлялась странной. Получалось так, словно бы правительство России вовсе не заботилось об интересах страны…»
Андреев, в частности, имел в виду резкую и, как ему представлялось, несправедливую рецензию Кизеветтера на книгу Р.Ю. Виппера «Иван Грозный», опубликованную в 1922 году. В данном случае лучше предоставить слово самому Кизеветтеру. В рецензии на книгу Виппера он писал: «Придавленные самодержавием идеализировали революцию. Обжегшись на революции, начинают идеализировать самодержавие. И, как всегда и во всем, тотчас же доходят до крайнего предела… Уж коли начал человек вздыхать по самодержавию, так подавай ему самодержавие по всей форме, не самодержавие Александра II, даже не Петра I, а, по крайней мере, самодержавие Ивана Грозного… Вот эту-то крайнюю форму самодержавия и начинают избирать предметом своих сердечных вздохов некоторые деятели, обжегшиеся на революционных мечтаниях».
Напомнив свидетельства современника о «людодерстве» Ивана Грозного, а также о других деяниях грозного царя, приведших Россию к Смуте начала XVII века, Кизеветтер с иронией заключал: «Виппер хочет отдохнуть от тяжелых переживаний текущей действительности на светлых картинах исторического прошлого. Мы эту потребность понимаем. Но удовлетворять эту потребность нужно с большой осмотрительностью. Иначе можно попасть в неожиданное положение. Виппер избрал эпоху Ивана IV за образец мощи и славы России в противоположность ее теперешнему развалу. А на поверку выходит, что режим Ивана IV многими чертами живо напоминает приемы управления в России наших дней».
Кизеветтер как в воду глядел. В 1942 и 1944 годах книга Виппера была переиздана в СССР с включением цитат из работы И.В. Сталина, видевшего в Иване Грозном не худший образец для подражания, а оказавшийся вместе с Латвией в составе Советского Союза Р.Ю. Виппер стал академиком Академии наук СССР.
Кизеветтер действительно не жаловал российскую «историческую власть». Революция 1917 года не заставила его, как многих других эмигрантов, изменить свою оценку самодержавия. Успех большевиков он объяснял прежде всего тем, что «односторонне направленная социальная политика старой власти во второй половине XIX столетия и первого десятилетия ХХ-го вызвала в… низах наклонность оказывать доверие тем, кто прикроет свои замыслы наиболее резким осуждением этой старой власти».
Кизеветтер точно подметил, что «большевики под другими терминами воскрешают многие приемы старого порядка». Однако существенная разница, по его мнению, состояла в том, что если «старый порядок вел Россию к бездне из-за политической слепоты», то «большевики сознательно и умышленно толкнули Россию в бездну, ибо в этом и состояла их задача». «Умерший на днях в Москве дурак, – писал Кизеветтер Маклакову вскоре после смерти В.И. Ленина, – с самого начала своего эксперимента так и заявлял в печатной брошюре, что коммунизм в России невозможен, но Россия есть та охапка сухого сена, которую всего легче подпалить для начатия мирового социального пожара. Россия при этом сгорит; ну и черт с ней, зато мир вступит в рай коммунизма. Не меня надо убеждать в том, что у нашего старого порядка была куча смертных грехов. Но все же в подобной постановке вопроса о бытии России он повинен не был. Это – привилегия большевиков» (6 февраля 1924 года).
В последние годы жизни судьба не жаловала Кизеветтера. Болезни свели в могилу его жену и падчерицу. Тяжелый диабет лишил его возможности дальних поездок. 9 января 1933 года Кизеветтер скоропостижно скончался в своей квартире в Праге.
Последний городской голова Москвы, видный кадет Н.И. Астров писал Маклакову вскоре после смерти Кизеветтера: «А.А. хворал давно. У него была сахарная болезнь. Но лечение инсулином, казалось, поддерживало его в равновесии. Я был у него утром. Мы вели разговоры о разных делах, вспоминали Москву, Университет Шанявского… Вечером у него сделался сердечный припадок. А к утру его не стало. Смерть была, по-видимому, тихая, без особенных страданий. Он говорил даже, что хорошо было бы так умереть… Его смерть – большое горе для нас всех. Уходит наше поколение. Уходит печально, пережив разрушение того, что строило… Помогите нам поставить памятник на его могиле. Ведь скоро от нашего поколения не останется и следа…»
Кизеветтера похоронили и января 1933 года на Ольшанском кладбище в Праге. На его могиле стоит памятник, воздвигнутый на средства русских эмигрантов.
«Я юрист не только по званию, но и по убеждению…»
Лев Иосифович Петражицкий
Кирилл Соловьев
Лев Иосифович Петражицкий родился 13 апреля 1867 года в имении Коллонтаево Витебской губернии в семье польских шляхтичей. Он окончил Киевский университет, хотя с призванием определился не сразу: два года отучился на медицинском факультете и лишь потом перешел на юридический. Еще в студенческие годы Лев Петражицкий резко выделялся среди окружающих. По словам его однокурсника, впоследствии видного адвоката О.О. Грузенберга, маленький и вроде бы невзрачный студент неизменно оказывался в центре внимания аудитории, подавляя своей эрудицией и интеллектом даже профессоров. Осенью 1890
