Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

21/ IV, 1921. Сфаят

«Скажите мне, о звёзды золотые…»

Скажите мне, о звёзды золотые,Когда же дни мои и годы молодыеПромчатся грустною, унылой чередой?Когда тоска моя, омытая слезой,Сольётся с вечною, безмолвною тоскою?Когда же грусть моя, мой неизменный друг,Свидетель тайных, молчаливых мук,Невидимо расстанется со мною,Где жизни вечная, холодная черта,Последняя слеза, последняя мечта.

28/ IV, 1921. Сфаят. Поздно вечером, на топчане

«Вижу ль я девушки взор утомлённый…»

Вижу ль я девушки взор утомлённый,Полный тоски, безответный, немой,Смех её слышу, навек заглушённыйВечно холодной тоской, —Хочется тихо спросить мне тогда:«Где твоя молодость, где красота?»

Дума ль тяжёлая сердце сжимает,Или мечта, друг бессонных ночей,Всё об одном она мне повторяетС мёртвой улыбкой своей, —Хочется тихо спросить мне тогда:«Где твоя молодость, где красота?»

Ночь ли настанет, звездами играя,Так далека от страданий и зла,Вечно безмолвная, вечно немая,Вечно холодная мгла, —Хочется снова спросить мне тогда:«Где твоя молодость, где красота?»

5/ V, 1921. Сфаят

«В вечерней мгле рыдали звуки скрипки…»

В вечерней мгле рыдали звуки скрипки,А я была одна в объятиях мечты,Вокруг всё чуждые, всё мёртвые улыбкиИ ни одной приветливой черты.Душа была пуста, в ней не было желанья,В ней не было мечты… Лишь миг воспоминаньяВсю душу взволновал… То миг невольных слёз,Далёких дней и невозвратных: грёз.И в памяти моей невольно выплываютКартины прошлого всё ярче и ясней,И словно я опять те дни переживаю —И сердце плачет тише и грустней.А на земле зловещее молчанье,И дышит в нём безмолвная печаль.Душа молчит, в ней больше нет желанья,Ей нечего любить, ей ничего не жаль.

7/ V, 1921. Сфаят. Вечером, у окна

Спасибо друг («Спасибо, друг, за то, что вижу снова…»)

Наташе Кольнер

Спасибо, друг, за то, что вижу сноваК себе доверие, и ласку, и покой,За первое приветливое слово,За первый взгляд, невинный и простой.

За то, что здесь, к печальной, одинокой,Среди унынья, пошлости и зла,В чужой толпе, бесчувственной, далёкой,Ты первая несмело подошла.

За первый миг навеянного счастья,За тихий миг, несмелый и живой,За всё участье, робкое участьеСо всей наивной детской простотой.

12/ V, 1921. Сфаят

«Прощай, Сфаят, прощай, свобода!..»

Прощай, Сфаят, прощай, свобода!Прощай последний майский день,Где все мольбы и все невзгодыСошли в таинственную тень.

Передо мною блещут дали,Где я, молитву сотворя,Сойду под вечный свод печалиВ глухих стенах монастыря.

Но в душной клетке заточеньяМеня, я знаю, также ждутИ там счастливые мгновенья,Волненье, жизнь, борьба и труд.

Но нет тревоги, нет невзгоды,Ни грозных бурь, ни злобных дней,Ни упоительной свободыРазгульной юности моей.

31/ V, 1921 В автомобиле по дороге в монастырь Notre-Dame de Sion

Первая ночь в монастыре («В эту ночь, как спустилась холодная мгла…»)

В эту ночь, как спустилась холодная мгла,В эту ночь я так долго уснуть не могла.На чужой стороне, среди чуждых людейЯ одна была с мёртвой печалью своей.И так много тревожных, таинственных думВолновали мой пылкий расстроенный ум,И так много тяжёлых, мучительных слёзМне навеяли крылья таинственных грёз.И седой полумрак был так страшно угрюм,За окном грохотал дикий, уличный шум,И в усталую душу, где мёртвый покой,Он врывался неясной, безумной тоской.

2/ VI, 1921. Бизерта

Дневник («Немые, пожелтевшие листы…»)

Немые, пожелтевшие листы…То миг уныния, то миг воспоминанья,Кой-где, среди вседневной суеты,Мелькнёт строка, достойная вниманья.В ней чувства новые несмело говорят,А дальше пыл невинных увлечений,Язвительных: насмешек длинный ряд,Жестоких и нелепых обвинений…Змеиная, ехидная молва,Порывы счастья, счастья неземного…Одна строка желания глухого…Красивые, но мёртвые слова…Кой-где мелькнут задумчивые грёзыСреди пустых, однообразных строк,А там опять проклятье и упрёк,Опять тоска, и жалобы, и слёзы…

7/ VI, 1921. Бизерта

«Высоких монахинь зловещие тени…»

Высоких монахинь зловещие тени,Безмолвных, как сумрак ночной…А в окна раскрытые воздух весеннийВрывается сильной струёй.

Органная песня в воздушном простореПод сводом капеллы гремит,И будто какое-то страшное гореНад всем этим храмом висит.

Все бледны, недвижны, склонили колени, В угрюмой печали молчат.Лишь бродят монахинь безмолвные тени,Да звуки органа гремят.

В душе настоящее горе таится,Не ложный, навеянный страх,И хочется плакать и тихо молиться, —И искрятся слёзы в глазах.

Повсюду унынье, лампады сиянье,Монашенок сумрачный строй,Всё то же притворство, всё то же молчанье,Всё тот же зловещий покой.

14/ VI, 1921. Бизерта, Couvent

Корабль («Плавно качаясь на гребне бесцветных валов…»)