Владислав Дворжецкий. Чужой человек - Елена Алексеевна Погорелая
Так и получилось, что по окончании театральной студии приказом № 82 от 20 июня 1967 года Владислав Вацлавович Дворжецкий был зачислен в труппу Омского драматического театра артистом второй категории с должностным окладом 75 рублей в месяц.
В те годы меньше получали только уборщицы, минимальный оклад – 70 рублей в месяц. Средняя зарплата лиц, занятых в сфере культуры, составляла около 120 рублей. Возможно, в воспоминаниях Шевченко несколько нарушена хронология и в Рубцовск Дворжецкий поехал уже после зачисления в омскую труппу – увидев сумму оклада, на которую при всем желании невозможно было прожить? Однако в Рубцовском театре устроиться не получилось – вот и вернулся в Омск… Впрочем, юная жена рада: она тоже в Омске, в труппе Театра юного зрителя.
Начинается театральный сезон 1967 года.
У Дворжецкого и Пиляевой – два минимальных оклада, итого 150 рублей в месяц на двоих. Денег, естественно, не хватало. Жили, отказывая себе во всем, всё в той же восьмиметровой комнатенке на первом этаже общежития в Газетном, рядом с Таисией Владимировной, ютившейся за стеной. Железная кровать с никелированными набалдашниками, на которых мерцал, отсвечивая, луч дворового фонаря, у окна – кресло-трон из спектакля по пьесе А. Толстого «Смерть Иоанна Грозного», в котором Дворжецкий играл боярина Салтыкова, общая кухня в конце коридора, на которой молодые встречались с «Тусечкой» – невысокой, с прямой спиной (такая же балетная осанка, по воспоминаниям Пиляевой, была и у бабушки Дворжецкого – театрального суфлера Лидии Ивановны Аслановой; в день стипендии Дворжецкий, подшучивая над студийками, торжественно приглашал бабушку в кафе и проводил ее мимо девичьей компании так, чтобы девушкам не было видно лица, а студийки шушукались: с кем это Владик идет в кафе, – сбитые с толку юной осанкой и безупречной фигурой старухи), балетным пучком на затылке и вечной «беломориной» в зубах. Привычка курить непрерывно была и у самого Владислава – даром что врачи отговаривали от этого и, уже после перенесенных инфарктов, прописывали соответствующие лекарства:
Маленькие, прозрачные, вкусные на вид шарики мисклерона. Я их глотаю, и лекарство, заключенное в них, удаляет бляшки со стенок сосудов. Сигареты способствуют их образованию. Я принимаю эти шарики, и у меня начинает болеть сердце. Я перестаю их принимать, а сигареты почему не перестаю курить?! —
записано в дневнике Дворжецкого в мае 1978 года, незадолго до смерти. Может быть, потому и не переставал, что, с раннего детства видя непрерывно курившую мать, просто не верил, будто бы нечто плохое от этого может случиться?
Новым брачным союзом сына Таисия Владимировна поначалу тоже была недовольна. Светлана казалась ей слишком юной, к тому же, несмотря на заочную нелюбовь к первой невестке, Альбине, Таисия Владимировна помнила, что на Сахалине у Дворжецкого остался сын Саша, и не могла не сочувствовать женщине, чья судьба оказалась отчасти сходной с ее собственной женской судьбой. Сама Пиляева тоже переживала: писала Альбине пространные покаянные письма, просила прощения за то, что ненароком вторглась в семью… Альбина, человек, по всей видимости, легкий и чуждый излишних терзаний, только пожимала плечами. Юная омская актриса мужа у нее вовсе не уводила, тот уехал давно, деньги на сына присылал регулярно, стало быть, не о чем и говорить. А вот Таисию Владимировну с новым браком Дворжецкого примирило только рождение внучки.
Девочка появилась на свет в 1968 году.
Дочку назвали Лидией – в честь бабушки Владислава, той самой, что вырастила его в военные годы и до последнего дня сохранила царственную осанку и молчаливое, свойственное коренным лениградцам достоинство. «Тусечка гордо несла кулек из роддома» (впервые по-настоящему переживая свой статус бабушки: Сашу-то, первого сахалинского внука, она еще много лет не увидит!) и по возвращении в Газетный взяла на себя весь нехитрый, практически нищенский быт молодой семьи, в то время как и Светлана и Владислав пропадали на театральных подмостках, надеясь завоевать свое место в плеяде молодых омских артистов 1960-х годов.
По репертуарному листу Владислава Дворжецкого видно, что 1967 год в театре он начал с энтузиазмом. Играл в «Конармии» И. Бабеля, в «Традиционном сборе» В. Розова, в «Оловянных кольцах» Т. Геббе, почти всегда соглашаясь на срочные вводы и мелкие, но необходимые роли. Так, в «Конармии» помимо традиционной для его облика роли Белого офицера (позже, в 1970-е, он будет сетовать на эксплуатацию собственной внешности, на то, что он переиграл уже практически всех белогвардейских офицеров в театре и кино…) он сыграл писаря, в «Традиционном сборе» – Пожилого в массовых сценах, в «Оловянных кольцах» был спешно назначен на роль восточного принца Мухамиэля. Дворжецкому объявляли благодарности, но переводить в артисты первой категории не спешили[56], да и роли давали по остаточному принципу – проходные, случайные. Несмотря на это, он «очень хотел играть, очень, и пробивался на сцену изо всех сил. Прямо так и говорил – эту роль дайте мне, я ее сыграю…»[57].
Как и другие молодые актеры, сумевшие по окончании студии устроиться в омский театр, Дворжецкий мог обижаться на пренебрежение старших коллег, на их нежелание «делиться ролями» и вводить вчерашних выпускников в основной «пул» актеров, где главенствовали сторонники старой школы и принципов. «Нам не давали играть», – признавался Ю. Музыченко, однокурсник Дворжецкого и Пиляевой. «Человек, приходящий в театр, всегда человек со стороны. Ему очень сложно сразу же выйти на сцену. Ну, а мне тем более. Я так и остался здесь Владиком у теть Галь и дядей Лёш», – с горечью говорил и сам Владислав, чувствуя как предвзятую снисходительность коллег, так и собственную неспособность раскрыться и заговорить в полный голос под пристальным взглядом омских артистов, то ли в его обостренно-эмоциональном восприятии, то ли в действительности сравнивавших его с блистательным Вацлавом, – к сожалению, вовсе не в пользу (теперь уже старшего) сына.
Да здравствует неудача!
Мне из ночных глубин
открылось – что вам не маячило.
Я это в себе убил…
Особенных провалов не было, но и взлетов не было тоже. В 1969 году у Дворжецкого в работе четыре спектакля: в «Соловьиной ночи» В. Ежова он выходил в роли Ведущего, в драме «Мое сердце с тобой» Ю. Чепурина – Колхозника. Происходящее несколько оживила остросовременная пьеса Л. Жуховицкого «Возраст расплаты»: написанная в 1968 году по мотивам вышедшего несколькими годами ранее романа, она уже успела облететь все театры – и провинциальные, и столичные. По Жуховицкому даже готовился фильм, настолько ново, пронзительно
