Нелли Гореславская - Татьяна Доронина. Еще раз про любовь

Театр имени Ленинского комсомола. Старт

Театр имени Ленинского комсомола располагался на Петроградской. Здание закрывали от машин и трамваев деревья, гримерные были большие, с широкими окнами, и одну из них Тане с Олегом выделили под жилье, потому что мест в общежитии не было. Это было так прекрасно — жить в театре, никогда не уходить из него, не расставаться с ним. Особенно для тех, кто в него влюблен, для кого театр — смысл, радость, самое главное в жизни. Как для нее, юной артистки Тани Дорониной. Она репетировала «Фабричную девчонку», и роль и пьеса ей очень нравились. Пьеса была веселой, хотя темой ее был протест, протест против вранья и причесывания всех под одну гребенку. Таня жила в ней, чувства героини были ей близки и понятны, органичны.

Отношение со стороны «старейшин» театра — Лузиной, Лобанова, Селянина, Аверичевой — было очень благожелательным, они любили свой театр и такую же любовь старались воспитать у молодежи. Один из них, Петр Лобанов подходил к Тане после каждой репетиции и говорил, что у нее получилось, а что надо подправить, чем заняться в первую очередь. «Ты никогда не назидай, — учил он. — Пусть тебя учат, а ты — никогда. Пусть характер у твоей Женьки будет легким, как дыхание. Ты читала Бунина «Легкое дыхание»? У тебя в этом спектакле обязательно должно быть «легкое дыхание»… У классиков надо учиться. Они школа для актера».

Анна Лузина после каждой репетиции Таню хвалила: «Молодец, что тут скажешь, молодец и все. Вот только ты сегодня характер свой играть бросила и стала играть любовь вообще, а ты играй любовь именно своего персонажа. А так молодец!» И ей хотелось играть так, чтобы они, «старики», не разочаровывались, чтобы они радовались. Ведь так редко в театре бывает, чтобы радовались чужим удачам, а тут это было, была атмосфера общности и терпимости в самом лучшем смысле этого слова, которую создавали именно «старики», корифеи. Георгий Александрович Товстоногов, который ушел из театра как раз перед их приходом, оставил здесь великолепную труппу и прекрасные, настоящие спектакли.

Вторым спектаклем на современную тему, в котором она играла, был «Город на заре» Арбузова. Темой его была борьба со стихией, с карьеризмом, с голодом и холодом, в которых приходилось строить новый город. Форма — условна, и в этой условности находилось место фантазии и даже озорству. На сцене всего несколько деталей: брезент — если его натянуть, то он тут же, на глазах зрителей превращается в палатку, которая валится от ветра; весло — когда актер берет его в руки, то зритель верит, что появляется лодка на волнах. Таня опускает руку «в воду», «брызгает» ею в партнера, он откидывается и смеется, они смотрят «на звезды» и поют, как могут петь в звездную ночь на реке двое людей, которые нравятся друг другу. Сцена должна была быть и лесом, и рекой, и пароходом, и общежитием, и берегом — действующих лиц в ней было много.

Пьесу ставил приглашенный режиссер Рафаил Суслович, он работал в студии, которая ставила «Город на заре» еще до войны, пьеса тогда получилась, он любил ее и сумел заразить своей любовью новый коллектив. Суслович внимательно относился к актерским предложениям, ему нравилось, когда на репетицию приносили что-то свое. Он бережно это «свое» корректировал, тактично убирал лишнее, так, чтобы у актера оставалось впечатление, будто он играет именно «свое», выстраивал спектакль страстно и темпераментно.

Ленинградский Государственный театр им. Ленинского комсомола.

Таня долго придумывала себе костюм. Она надела старую кожаную куртку, будто бы отцовскую, оставшуюся еще с Гражданской, спортивные шаровары, красную косынку, на ногах — лыжные ботинки, в которых можно ходить и летом, и зимой. Куртку перетягивал широкий ремень. Партнером Дорониной был Владимир Татосов, который играл Зяблика, возлюбленного ее Оксаны. Он был настоящим Зябликом — поэтичным, легким, неуловимым, как птица. Играть любовь им было в радость. Оксана приходила в мужской барак, чтобы увидеть своего Зяблика и покормить его хотя бы тремя картошками, которые она несла в варежках, чтобы они не остыли. Ведь Зяблик — как птица, он не умеет думать и заботиться о себе, поэтому о нем заботится она, Оксана. Чтобы было теплее в тайге, где они строят город, Оксана (Таня) надевает под куртку три кофты, поэтому кожанка топорщится, рукава не прилегают к туловищу, серый платок закрывает пол-лица. Вот в таком виде она приходила на свидание. Публика смеялась и аплодировала.

Когда Зяблик погибал, лежал умирающий на земле, словно подбитая птица, Оксана медленно шла к нему через всю сцену. Медленно, потому что ей страшно, потому что хочется оттянуть момент, после которого угаснет последняя надежда, надежда, не покидающая человека даже в самую отчаянную минуту. Она проходила всю большую сцену как бесконечность, как рубеж, отделяющий жизнь от смерти. Бережно поднимала голову Зяблика и начинала говорить с ним, как с живым, так, будто ничего не произошло. Нереальная, оглушительная тишина, наступавшая в зале, означала, что все правильно, означала самую главную, самую дорогую для артиста оценку зрителя. Наверно, оттого у нее самой от тех минут навсегда осталось чувство, будто она в самом деле строила когда-то этот город в тайге, город, в котором осталась улица, носящая имя ее любимого Зяблика.

Женька из «Фабричной девчонки» и Оксана из «Города на заре» принесли Татьяне Дорониной звание лауреата всесоюзного конкурса на лучшее исполнение женской роли. Борис Ильич Вершилов тогда прислал ей письмо, которое заканчивалось словами: «Только не успокаивайтесь, не думайте, что завоевали площадку за свой первый сезон. Вы только набрали воздуха в легкие. Полет — впереди».

Да, это был только старт, и полет, и высоты любимого искусства были еще впереди. Но она возьмет их.

Олег тоже играл много, за короткое время он стал ведущим актером, несущим на себе репертуар. Так что Малышев и Пергамент сдержали свое слово и дали молодым актерам всего за два с небольшим года «состояться» в профессии.

Будни и праздники театральной жизни

Потом был спектакль по Гончарову — «Обломов», в котором они с Олегом Басилашвили сыграли главные роли, она — Ольги, он — Обломова. Спектакль шел недолго и не был оценен критикой, хотя Доронина считает, что Обломов стал одной из творческих побед Басилашвили. Себя она так не оценивает, ведь ее роль в этом спектакле была не так значима, но работу над ней она проделала огромную. Чего только стоило разучить арию Нормы, которой Ольга в пьесе пленяла Обломова. Таня разучивала эту арию в консерватории, прослушивая запись в исполнении Марии Каллас. Конечно, сравняться с Каллас она не мечтала, но арию выучила, пела ее на итальянском, и пела так, что зрители были уверены, будто пение идет в записи. Билетерши даже просили, чтобы на программке поставили, что поет именно Доронина, а не кто-то за нее. Она было расстроилась, но режиссер, Александр Борисович Винер утешил: «Пусть думают. Ведь это значит, что вы поете профессионально».