Юрий Дубинин - Дипломатическая быль. Записки посла во Франции
Сам Дели — кладезь бесконечных впечатлений. Вот столб, носящий имя Ашоки — знаменитого древнеиндийского царя, жившего более двух тысяч лет назад. При нем Индия достигла особого могущества, и слава о ней разнеслась далеко за ее пределы. Гид, повествуя об этом, делает акцент на том, что к концу своего правления Ашока настолько устал от войн и побед, что потерял интерес к усилению своего влияния и укреплению власти, стал мечтателем, проповедником мира и новых отношений с народами завоеванных государств. По убежденности, сквозившей в высказываниях гида, можно-было видеть, что такая молва об Ашоке довольно глубоко укоренилась в Индии. Хотя серьезные исторические источники отрицают такую трактовку его царствования. Ашока, по оценке историков, лишь изменил методы своей политики, да и это сделал после того, как превратил свою страну в одну из крупнейших на древнем Востоке империй. Наши специалисты подшучивают в связи с этим: мол, Ашоке удалось за пару тысяч лет до наших дней не только провозгласить, но и внедрить «новое политическое мышление».
Столб Ашоки культового предназначения сделан из особого сплава железа, секрет которого остается неразгаданным — железо это не ржавеет (где-то в Швейцарии мне показывали металлические перила лестницы под открытым небом. Они тоже были из железа, которое не ржавеет, секрет которого вроде бы тоже потерян). Столб довольно объемистый. Существует поверье, что если, став к столбу спиной, суметь полностью охватить его, соединив руки позади столба, то исполнится любое загаданное желание. Понятно, сколько людей пытается сделать это, и столб поэтому отшлифован до блеска. А вот соединить руки, как и исполнить все желания в жизни, удается очень немногим.
После окончания Генеральной конференции наш обратный путь из Дели пришлось прокладывать из-за войны на Ближнем Востоке по новому маршруту: Бахрейн, Анкара и неизменная Швейцария, только теперь Женева. Там мы задержались на несколько часов, что дало мне возможность впервые пройтись по улицам этого города. Зашел в фирменный магазин «Омега». Рассказал о злоключениях с моей покупкой. Владелец, гордо вскинув голову, сухо произнес: «Не может быть!» Взял часы. Удалился. Вернулся быстро. Сказал: «Мсье, вы правы. Это одни случай из тысячи. В ваших часах действительно заводской дефект. Вы можете выбрать взамен любые часы равноценной стоимости. Либо такие же, либо классические, но золотые, потому что разницу в цене мы не возвращаем».
Повторять эксперимент мне почему-то не хотелось. Я вышел с золотыми часами на руке. Они, к чести «Омеги», идут у меня до сих пор, как, вероятно, ходят и 999 самозаводящихся из каждой тысячи. Не так давно я сдавал их в небольшой ремонт в Париже. Взглянув на них, специалист заметил: «Как вам повезло с часами, мсье. У вас одна из самых лучших моделей, когда-либо выпущенных фирмой!»
Все, что ни случается, все к лучшему…
* * *В Париже надо было обустраиваться. Прилетела из Москвы жена, теперь уже с маленькой Наташей. По старой памяти посол разрешил поселиться нам все в том же доме на улице Женераль Аппер, но только на короткое время, необходимое для того, чтобы найти квартиру в городе. Посольство быстро разрасталось, жилых помещений уже не хватало. Нам была выделена довольно большая комната с удобствами, общими с советником по технике по фамилии Победоносиков (должность эта была недавним приобретением посольства — результатом все того же стремления страны открыться и открыть мир). В комнате было три железных кровати (нам столько не нужно было, но завхоз запретил выносить лишнюю), стол и два стула, один из них без донышка в сиденье. Арифметически завхоз был прав, потому что Наташе было всего пара месяцев и третьего стула нам, строго говоря, не требовалось.
На все это мы большого внимания не обращали. Дипломаты за рубежом были обустроены тогда бедновато. Трудности были в другом. Как известно, в разгар агрессии против Египта Хрущев припугнул Англию и Францию, что если они вместе с Израилем ее не прекратят, то он пустит в ход атомную бомбу. Сейчас хорошо известно, что это был блеф. Но тогда отношение к этому окрику было самым серьезным с последствиями весьма разнообразными. О политических известно, и не моя задача останавливаться на них. Что же касается последствий бытовых, то они были своеобразными. Французский обыватель бросился в магазины, скупал все то, что во время еще близкой в памяти второй мировой войны составляло дефицит, — консервы, спички, сахар и… в особо больших количествах соль. Это последнее потому, что был пущен слух, а слух в обстановке паники сильнее любого правительственного заявления, будто ванны легкого соляного раствора лучшее средство от последствий радиации после взрывов атомных бомб. Когда угрозу атомного возмездия пронесло, обыватель оказался с обременяющими его запасами, особенно нелепыми в том, что касается соли. Можно представить, сколько чертей сыпалось на голову Советского Союза.
Все это сочеталось с бурной реакцией во Франции на действия Советского Союза в отношении Венгрии. Протестовали широкие круги французской общественности. Компартия, поддержавшая Советский Союз, попала под сильный удар. В разгар этих событий я был в Индии. Вернувшись, я узнал, как портились наши отношения со многими деятелями французской культуры, с которыми доводилось встречаться и мне.
И вот в этих-то условиях нам, нескольким новоиспеченным сотрудникам ЮНЕСКО, всего нас стало уже шестеро, приходилось бродить по городу и подыскивать себе квартиры, а заодно самым непосредственным образом ощущать настроения французов. Техника наших действий была проста. Узнав из газет, любых иных объявлений или от знакомых о существовании более менее подходящего предложения, нужно было звонить или являться по указанному адресу, представляться, потом осматривать, вести переговоры об условиях, попросту торговаться — деньги-то за квартиру мы платили тогда из своего кармана.
Однако для нас в те дни все, как правило, кончалось на первой же стадии — на представлении. Услышав, что речь идет о советском гражданине, француз либо вешал телефонную трубку, либо захлопывал дверь. Вежливость его заключалась в том, что он воздерживался от лобовых мотиваций. Я пускал в ход все знания французского, делал упор на том, что являюсь международным служащим. Это продвигало в ряде случаев операцию почти до заключения сделки, но, когда при подготовке контракта на стол выкладывались документы, удостоверяющие личность со всеми атрибутами, дело куда-то уходило, как вода в песок. А тут Победоносиков взбунтовался против писка Наташи и ее пеленок, подал челобитную послу. Тот мне: «Ты что же, хочешь меня рассорить с советником? С него, правда, проку никакого, он и языка-то не знает, но ты же понимаешь?..»
