Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов
Признанием научных заслуг Ефремова стало не только его вступление в 1926 году в Русский академический союз во Франции, но и членство во французском Обществе сравнительного законодательства, американском Обществе международного права, избрание членом-корреспондентом Института сравнительного законодательства в Мексике. В 1927 году он был приглашен в число учредителей Международной дипломатической академии в Париже – объединения действующих и бывших дипломатов, призванного изучать вопросы международного права и дипломатических отношений. В начале 1930-х годов Ефремов с радостью узнал о том, что его идеи были положены в основу проекта создания панамериканского органа примирительного производства, разработанного перуанским дипломатом В. Мауртуа.
Как всегда, не довольствуясь теоретической разработкой волновавших его вопросов и стремясь к апробации своих миротворческих инициатив, И.Н. Ефремов в 1932 году вел кампанию «в пользу фактического обращения государств к комиссиям примирительного производства». «Международные отношения достаточно напряжены», – констатировал он, предупреждая, что «есть немало международных споров, грозящих серьезнейшими осложнениями, а правительства оставляют без работы комиссии, ими учрежденные, которые могли бы уладить самые сложные разногласия и даже столкновения». При этом Ефремов прежде всего обратился к лично ему знакомым главам государств – Дж. Мотта (Швейцария), Т. Масарику (Чехословакия), Э. Эррио (Франция), – а также ко всем национальным группам Межпарламентского союза, национальным ассоциациям Лиги Наций и национальным комиссиям интеллектуальной кооперации, одной из главных задач которых было изучение вопроса о так называемом моральном разоружении, т. е. примирении и сближении народов. «Я предлагаю всем этим организациям привлечь внимание своих правительств к пользе, которую можно извлечь из обращения к комиссиям примирительного производства, и просить правительства испытать на деле работу этих комиссий», – разъяснял Ефремов свои цели. Радуясь сочувственным откликам, он вместе с тем подчеркивал неоднозначное отношение к своим идеям («различного рода сомнения» и даже непонимание сути предложенного им способа решения международных споров). Все это еще больше убеждало его в необходимости продолжения теоретической работы в указанном направлении и пропаганды идей пацифизма.
К сожалению, научно-публицистическое наследие Ефремова периода эмиграции, включающее в том числе статьи 1920-1930-х годов, посвященные анализу ситуации в СССР (советская внешняя политика, мероприятия большевиков в экономической и церковно-религиозной сфере, реформа образования в Советском Союзе и др.), до сих пор остается, как правило, за пределами внимания отечественных исследователей его биографии. Весьма ограничена информация об обстоятельствах жизни Ефремова начиная со второй половины 1920-х годов. Из его «Автобиографии» известно лишь, что после переезда из Швейцарии в Париж его дальнейшее «трудоустройство» было обусловлено личными связями по линии Лиги Наций и европейского центра Фонда Карнеги.
Благодаря протекции своих знакомых он был принят в штат Института интеллектуальной кооперации, созданного при Лиге Наций в целях материальной поддержки ученых в разных странах и являвшегося исполнительным органом одноименного Комитета. Однако в 1930 году в Институте произошли сокращения «из соображений экономии», и Ефремов попал в число уволенных младших служащих. Практически сразу ему была предложена должность библиотекаря в читальне при европейском центре Фонда Карнеги (с сохранением места постоянного корреспондента Фонда при главном управлении этой организации в Вашингтоне). «Белым пятном» остаются обстоятельства жизни Ефремова в конце 1930-х – первой половине 1940-х годов. Неизвестно и место его захоронения в Париже в январе 1945 года.
«Я старался верить и верил, что народ… по природе мудр и способен к участию в государственном строительстве…»
Федор Александрович Головин
Федор Гайда
Московскому земцу Федору Александровичу Головину (1867–1937), чьи высокие человеческие качества ни у кого не вызывали сомнения, выпала доля стать председателем второго русского парламента, наиболее радикального за всю историю дореволюционной Думы. Это нелегкое испытание Головин принял и выдержал с честью.
Федор Головин родился 21 декабря 1867 года в Москве, в известной и старинной дворянской семье. Его отец, Александр Павлович (1808–1874), вел свой род от византийского аристократического рода Гаврасов, известного с X века. Один из младших представителей рода в 1393 году перебрался в Москву и положил основание купеческому роду Ховриных – потомственных казначеев великокняжеской семьи, основателей Симонова монастыря. От Ховриных произошли Третьяковы и Головины, которые уже в XVI веке получали чины бояр и окольничих.
Семья имела значительные земельные владения: Головин унаследовал 1126 десятин земли в Московской, Рязанской, Владимирской и Тульской губерниях. Престарелый отец умер, когда Федору еще не исполнилось и семи лет. О своих ранних годах, проведенных в родовом поместье Деденево (ныне – поселок городского типа в Дмитровском районе Московской области), он вспоминал так: «Детство, отрочество и раннюю юность я проводил в нашей семье, которая жила очень уединенно. У нас было мало знакомых, почти никого родных. Я боялся людей, был застенчив до крайности, краснел до слез часто без причины, боялся говорить в обществе и даже в своей семье, за что и получил прозвище „лицо без речей“». Тем не менее Головин окончил курс университетского отделения Московского лицея цесаревича Николая, а в 1891 году после экзамена получил диплом юридического факультета Московского университета. Федор Александрович был женат и имел в браке сына и двух дочерей.
В 1893 году Головин был избран мировым судьей и гласным дмитровского уездного земства. О своей земской деятельности он писал: «Я сразу попал в председатели всевозможных уездных учреждений, совершенно не знакомый с местными деятелями и даже с порядком и техникой ведения заседаний… Я купил себе книгу „Памятная книга для уездного предводителя дворянства“, сочинение князя Трубецкого, и по ней стал готовиться к каждому заседанию, на котором должен был председательствовать, а также постарался узнать, что мог, от старого нашего предводителя П.В. Бахметьева, как следует себя держать на заседаниях и как их вести. Эти несколько месяцев, что мне пришлось стоять во главе уезда, были для меня мучительны. Я должен был употребить большие усилия воли, чтобы побороть свою конфузливость и не теряться на заседаниях. Эта нравственная операция была мучительна, но зато исцелила меня от конфузливости. После этого искуса я говорил близким мне людям, что я теперь решился бы председательствовать на каком угодно собрании, „хотя бы в Государственном совете“».
Уже в 1896 году Головин стал гласным московского губернского земства и секретарем губернского земского собрания. В 1898 году его избрали членом московской губернской земской управы и заведующим ее страховым отделом. В московском губернском земстве Головин вошел в круг сторонников радикально-либеральных преобразований, что впоследствии и определило его судьбу. Федор Александрович принял участие в деятельности кружка «Беседа», подружился с
