Энн Эпплбаум - ГУЛАГ

Пьяные или нет, танкисты спокойно давили тех, кто оказывался у них на пути. “Я находилась в центре, а вокруг меня танки давили живых людей”, – пишет Любовь Бершадская. Они проехали по группе женщин, которые стояли на их пути, сцепившись руками и не веря, что их осмелятся убить. Они проехали по молодым влюбленным, которые в обнимку бросились под танк. Крушили бараки с людьми внутри. Самодельные гранаты, камни, пики, разные металлические предметы, которые бросали в танки и солдат заключенные, не помешали войскам завершить операцию на удивление быстро: согласно официальному рапорту, за полтора часа. Одни заключенные покинули лагерь сами, других выводили силой.

По официальным документам, погибло 37 заключенных, 115 были ранены, из них 9 умерло в больнице. Получили телесные повреждения и были контужены 40 солдат. В очередной раз официальные цифры гораздо ниже тех, что приводят заключенные. Бершадская, которая помогала лагерному врачу Хулиану Фустеру оказывать помощь раненым, пишет о пятистах погибших:

Фустер надел на меня белую шапочку и марлевую хирургическую маску (которую я до сих пор берегу) и попросил меня стоять у хирургического стола с блокнотом и записывать имена тех, кто еще мог себя назвать. К сожалению, почти никто уже назвать себя не мог.

Раненые в большинстве своем умирали на столе и, глядя на нас уходящими глазами, говорили: “Напишите маме, мужу, детям” и т. д. Когда мне стало особенно жарко и душно, я сняла шапочку и в зеркале увидела себя с совершенно белой головой. Я подумала, что, вероятно, почему-то моя шапочка была напудрена, я не знала, что, находясь в центре этого неслыханного побоища и наблюдая все происходившее, я за пятнадцать минут стала совершенно седой.

Тринадцать часов стоял Фустер на ногах, спасая кого мог. Наконец этот выносливый талантливый хирург сам не выдержал, потерял сознание, упал в обморок, и операции окончились…[1772]

После захвата лагеря всех, кто остался в живых и не находился в больнице, вывели в степь. По приказу автоматчиков люди ложились лицом вниз и разводили руки в стороны, как распятые. Так их держали не один час. Сверяясь с фотографиями, сделанными на массовых собраниях, и с данными, полученными от немногих оставшихся стукачей, начальство выбрало и арестовало 436 человек, в том числе всех членов забастовочной “комиссии”. Шестеро из них, включая Келлера, Слученкова и Кнопмуса, позднее были расстреляны. Кузнецов, на вторые сутки после ареста начавший писать развернутое признание, был вначале приговорен к смерти, затем помилован. Его перевели в Карлаг и выпустили на свободу в 1960 году. Тысяча заключенных (500 мужчин и 500 женщин) были обвинены в поддержке восстания и переведены в другие места – в Озерлаг, на Колыму. Они тоже, судя по всему, вышли на свободу к концу десятилетия.

Во время мятежа власти, по-видимому, не подозревали, что в лагере, помимо официальной забастовочной “комиссии”, есть какая-либо другая организующая сила. Позднее, в первую очередь, вероятно, благодаря подробным показаниям Кузнецова, они начали понимать, что к чему. Они установили личности пятерых членов “центра”. Это были литовец Кондратас, украинцы Келлер, Суничук и Вахаев, а также некий Виктор по кличке Ус. Власти даже составили схему, на которой от “центра” линии подчинения идут к “комиссии”, а от нее к военному отделу, отделам безопасности и пропаганды. Они узнали о взводах и отделениях, созданных для защиты каждого барака, о радиопередатчике и самодельном электрогенераторе.

Но они так и не выявили всех членов “центра” – подлинных организаторов восстания. Согласно одному источнику, многие настоящие активисты остались в лагере тихо отбывать срок и дожидаться амнистии. Их имена неизвестны и, вероятно, таковыми останутся.

Глава 25

Оттепель и освобождение

Не надо околичностей.

Не надо чушь молоть.

Мы – дети культа личности, мы кровь его и плоть.

Мы выросли в тумане, двусмысленном весьма, среди гигантомании и скудости ума.

Забастовщики Кенгира проиграли сражение, но выиграли войну. После восстания в Степлаге руководство СССР потеряло вкус к лагерям принудительного труда, причем потеряло поразительно быстро. К лету 1954 года то, что лагеря не приносят дохода, уже было широко признанным фактом. В постановлении Совета министров от 27 июня 1954 года в очередной раз отмечалось, что расходы ГУЛАГа значительно превышают доходы. Во многом это объясняется большими затратами на охрану лагерей[1773]. На совещании руководящих работников ИТЛ и ИТК, состоявшемся вскоре после Кенгира, многие жаловались на безудержный бюрократизм (в то время действовало семнадцать различных норм питания заключенных), на плохую организацию поставок продовольствия и всей лагерной жизни. Часть лагерей еще действовала, но количество заключенных резко сократилось. В 1955‑м в Воркуте была еще одна большая забастовка[1774]. Перемены назрели, их желали очень многие – и они на ступили.

10 июля 1954 года ЦК КПСС издал постановление, возвращавшее лагерникам на общем режиме восьмичасовой рабочий день, упрощавшее лагерный режим и облегчавшее досрочный выход на свободу при условии хорошей работы. Особые лагеря были упразднены. Заключенным можно было переписываться и получать посылки, иной раз практически без ограничений. В некоторых лагерях можно было выписывать семьи или ими обзаводиться. Сторожевые собаки и часовые на вышках уходили в прошлое. Увеличился ассортимент товаров в ларьках: заключенные могли теперь покупать одежду, а порой даже апельсины[1775]. В Озерлаге летом разрешили сажать цветы[1776].

В верхних слоях советской элиты к тому времени началась более широкая дискуссия о сталинской юстиции. В начале 1954 года Хрущев затребовал и получил справку о том, сколько человек было осуждено за контрреволюционные преступления с 1921 года и сколько таких заключенных находилось в лагерях и тюрьмах в текущий момент. По очевидным причинам представленные данные были неполными: в них, в частности, не вошли миллионы сосланных без суда и те, кто был несправедливо осужден по неполитическим статьям. Тем не менее даже эти цифры, говорящие о людях, подавляющее большинство которых были казнены или лишены свободы без всякой вины, поразительно высоки. По данным МВД, в 1921 году “за контрреволюционные преступления было осуждено Коллегией ОГПУ, тройками НКВД, Особым совещанием, Военной коллегией, судами и военными трибуналами 3 777 380 человек, в том числе: к высшей мере наказания – 642 980 человек, к содержанию в лагерях и тюрьмах на срок от 25 лет и ниже – 2 369 220 человек, в ссылку и высылку – 765 180 человек”[1777].