Энн Эпплбаум - ГУЛАГ
Подлинные взаимоотношения между “комиссией” и “настоящими” руководителями восстания также остаются неясными, какими они, вероятно, были и во время забастовки. Даже если украинский “центр” не планировал ее шаг за шагом, он, несомненно, был ее главной движущей силой и сыграл решающую роль в “демократических” выборах “комиссии”. Украинцы решили, что “комиссия” должна быть многонациональной: они не хотели, чтобы забастовка выглядела слишком антирусской или антисоветской, и поэтому главой “комиссии” сделали русского.
Им стал бывший подполковник Красной армии Капитон Кузнецов – чрезвычайно двойственная фигура даже на общем довольно смутном фоне кенгирских событий. Во время войны Кузнецов попал в плен и был помещен в немецкий лагерь для военнопленных. В 1948 году его арестовали и обвинили в сотрудничестве с нацистами во время пребывания в лагере и в участии в карательных операциях против советских партизан. Если эти обвинения справедливы, они в какой-то мере объясняют его поведение во время забастовки. Кто однажды переметнулся к противнику, тот способен сыграть двойную роль еще раз.
Украинцы остановили выбор на Кузнецове, несомненно, потому, что рассчитывали с его помощью придать восстанию более “советский” характер и лишить власти предлога для применения грубой силы. Эту задачу он, безусловно, выполнил – пожалуй, даже перевыполнил. По распоряжению Кузнецова забастовщики развешали по всему лагерю лозунги: “Да здравствует Советская Конституция!”, “Да здравствует советская власть!”, “Долой убийц-бериевцев!”. Он уговаривал заключенных перестать писать антисоветские листовки: контрреволюционная агитация, мол, только повредит делу. Он сразу же примкнул к немногочисленной группе бывших коммунистов, сохранивших веру в партию, и привлек их к охране порядка.
Доверия украинцев, выдвинувших Кузнецова, он, безусловно, не оправдал. В длинном, подробном письменном признании, которое Кузнецов представил властям после неизбежного кровавого финала забастовки, он заявил, что всегда считал подпольный “центр” незаконным органом и противодействовал исполнению его тайных решений. Но и украинцы никогда полностью не доверяли Кузнецову. На протяжении всей забастовки его постоянно сопровождали двое вооруженных украинцев – якобы для его охраны, а на самом деле, вероятно, для того, чтобы помешать ему совершить побег из лагеря.
Украинцы не зря опасались дезертирства Кузнецова: другой член “комиссии” Алексей Макеев бежал из лагеря в первой половине забастовки и позднее прочитал по радио две речи, в которых уговаривал заключенных вернуться на работу. Возможно, он рано понял, что забастовка обречена; но не исключено, что он с самого начала был орудием администрации.
Но не все члены “комиссии” были людьми, чья преданность делу вызывает сомнения. Кузнецов впоследствии писал, что по крайней мере три человека – “Глеб”[1769] Слученков, Герш Келлер и Юрий Кнопмус – представляли в “комиссии” конспиративный “центр”. Одного из них – Герша Келлера – обвинило в участии в украинском националистическом подполье и лагерное начальство, и его биография позволяет этому поверить. Келлер фигурировал в лагерных документах как еврей, но на самом деле был украинским партизаном (настоящая фамилия – Пендрак). Во время ареста ему удалось скрыть свою настоящую этническую принадлежность. Келлер возглавлял в “комиссии” военный отдел, занимавшийся подготовкой сопротивления на случай нападения со стороны властей. Именно он наладил производство в лагерных мастерских оружия – ножей, железных палок, дубинок, пик. Он же создал “лабораторию”, где изготавливали самодельные гранаты и мины. Келлер также руководил строительством баррикад и распорядился, чтобы у входа в каждый барак стоял ящик с толченым стеклом – бросать в глаза солдатам.
Если Келлер представлял украинцев, то Слученков был в большей степени связан с лагерными уголовниками. Кузнецов называет его человеком “из преступного мира”, украинские националистические источники тоже говорят о нем как о воровском вожаке. Во время забастовки Слученков возглавлял лагерный “отдел безпеки” (безопасности). Он создал “полицейскую службу”, которая патрулировала лагерь, поддерживала в нем порядок и выявляла потенциальных штрейкбрехеров и стукачей. Келлер при участии Слученкова разбил весь лагерь на подразделения и назначил командиров. В каждом лагпункте был создан штаб сопротивления. Кузнецов позднее жаловался, что “отдел безпеки тщательно старался законспирировать свои фамилии и мне совершенно невозможно было знать их”.
Более сдержанно Кузнецов высказывается о Кнопмусе – немце, родившемся в Петербурге и возглавлявшем у забастовщиков “отдел пропаганды”. Однако ретроспективный взгляд на события показывает, что деятельность Кнопмуса во время восстания была наиболее революционной и антисоветской. “Пропаганда” Кнопмуса включала в себя выпуск и распространение листовок (они предназначались для “вольного” населения и разбрасывались с помощью воздушных змеев), выпуск стенгазет для лагерников и, что самое необычное, радиовыступления с помощью самодельного передатчика.
Если учесть, что власти в первые же дни забастовки отключили в лагере электричество, эту радиостанцию следует назвать не средством распространения бравады, а большим техническим достижением. Первым делом зэки соорудили “гидроэлектростанцию”, работавшую от водопроводного крана. Мотор переделали в генератор, и он начал вырабатывать достаточно электричества, чтобы питать внутрилагерную телефонную систему и радиопередатчик, который сконструировали из деталей рентгеноаппарата, лечебной аппаратуры УВЧ и киноустановки.
За несколько дней в лагере появились постоянные дикторы, которые регулярно выходили в эфир с последними известиями и другими передачами, предназначенными не только заключенным, но и охране и даже “вольному” населению. В архивах МВД сохранилась стенограмма одного из радиообращений к солдатам, с которым заключенные выступили спустя месяц после начала забастовки, когда запасы продовольствия начали подходить к концу:
Солдаты! Мы не боимся вас и просим не заходить к нам в зону, не стреляйте в нас, не поддавайтесь бериевской банде. Мы их не боимся, так как не боимся смерти. Нам лучше умереть с голоду в лагере, чем сдаться бериевской банде. Не пачкайте свои руки пятнами крови, которую имеют на своих руках офицеры[1770].
Между тем Кузнецов организовал раздачу еды, которую готовили лагерницы. Все заключенные получали одинаковые порции (привилегий для придурков не было), но по мере того как склады пустели, эти порции уменьшались. Добровольцы убирали в бараках, стирали, обеспечивали охрану. Н. Кекушев отмечает в мемуарах, что “в столовой соблюдалась чистота и поддерживался порядок”. В обычном режиме работали баня и санчасть, хотя ни медикаментов, ни прочего, в чем возникала потребность, извне не поступало.
