Юрий Софиев - Синий дым
3. «Был я смелым, честным и гордым…»
Был я смелым, честным и гордым.В страшные дни и деянья рос.Не один мы разрушили город,Поезда сбрасывали под откос.
Надрывались голосом хриплым.Нависали телом к штыкам.И всё-таки не прилиплаГорячая кровь к рукам.
В этой жизни падшей и тленнойРазучились мы плакать навзрыд.И всё-таки — неизменно —Я сберёг и восторг, и стыд.
И я не иду за веком,Возлюбившим слепоту.Вопреки всему — к человекуПуть через жалость и теплоту.
1937, Париж-Шанхай, «Русские Записки»В. М. З — У («О, сколько раз за утлою кормой…»)
О, сколько раз за утлою кормойВскипали волны, ветры рвали флаги.Звучали рельсы музыкой стальной,Звучало сердце верой и отвагой.
Сквозь кровь, сквозь годы, страны и усталостьЧередовались радость и беда.Покоя сердце никогда не знало,Покоя не искало никогда.
И я любил и ненавидел много.И я дышал отвагой и борьбой.Прекрасный мир ложился предо мнойНеровною и трудною дорогой.
И как нетерпеливо я искалПо-братски мне протянутую руку.Но руки те, которые я жал,Сулили только вечную разлуку.
1937, Париж-Шанхай, «Русские Записки»РАГУЗА[24]
1. «Синяя прорезь окна…»
Синяя прорезь окна.Монастырь святого Франциска.Смотрит на нас с полотнаСредневековый епископ.
А за стеною — простор,Камни и белые башни,Море и линия гор,Рокот прибоя всегдашний.
Эдакую тишинуДал же Господь в утешенье!К башенному окну —С синею, свежею тенью —Чтобы следить без словПеристых облаковМедленное движенье.
2. «От удушья крови и восстания…»
От удушья крови и восстанияУходили в синеву морей.Жили трудным хлебом подаяния,Нищенствуя у чужих дверей.
Столько встреч и счастья расставания!Было в этой жизни, наконец.Столько нестерпимого сиянияЧеловеческих больших сердец.
Падая от бедствий и усталости,Никогда не отрекайся тыОт последней к человеку жалостиИ от простодушной теплоты.
Вопреки всему…
Париж, «Круг»«Холодный ветер из Бретани…»[25]
Холодный ветер из БретаниНагнал сегодня столько туч,Что не прорвётся, не проглянетСквозь эту толщу тёплый луч.
Сквозь сеть дождя, туман и холодСмотрю на призрачный Париж.Как я любил, когда был молод,Пейзаж неповторимых крыш.
Туман, синеющий над Сеной,Шуршащий гравий под ногой.Единственный во всей вселеннойВокруг Сената сад большой.
Здесь наша молодость шумелаВ жару мечтаний и надежд,В толпе таких же неумелыхСамонадеянных невежд.
Она нас тешила борьбою,С благополучьем не в ладах,Нам наша молодость покояНе обещала никогда.
Ты скажешь: разве не напрасныВсе пережитые года?Война безжалостно и властноИх зачеркнула навсегда.
Нет! Вот опять в борьбе суровойМы можем, как бы им в ответ,Средь лютых бурь и лютых бедПерекликнуться верным словом.
«Ушло у нас жизни не мало…»
Ушло у нас жизни не малоПо чужим дворам на постой.Может быть, время насталоСпешить на работу домой.
Странники — по охоте,Странники — по неволе.В трудной учили заботеНас трудовые мозоли.
С прошлым расстались навекиУ больших европейских дорог.Повесть о человеке,Что дважды родиться смог.
Только мы всюду чужие,Везде и всегда в разлуке.И как ответит РоссияНа распростёртые руки?
1942, Нью-Йорк, «Ковчег»IV век[26] («Ещё стояли римские орлы…»)
Ещё стояли римские орлы,На рубежах рубились легионы.Медлительные галльские волыСоху влачили по равнине сонной.Ещё, казалось, нерушим вовекВ сознанье человека «пакс романо»,Хотя ползли тревожные туманыЗа синею чертой могучих рек.Вот за Дунаем в сизой синевеДля жаркой битвы или для охотыУже в прибрежной рыскали траве,Таясь — славяне, гунны, скифы, готы?..За синим Рейном по ночам дымилисьВ дубовых чащах жаркие костры —И варварам весёлым жадно снилисьБогатые античные дворы.А некий римлянин, свидетель века,Философ, может быть, или поэт,Склонившись над судьбою человека,Не находил грядущему ответ.Усталостью и скукою томим,Он с отвращением смотрел на город,Ещё не зная, что Алларих скороСожжёт и разорит бессмертный Рим!Хоть чувствовал, что римские солдатыУж не спасут от гибельной судьбы…
И в то же время варвар волосатыйУже рубил германские дубы!Он выстроит большие города,Он вознесёт высокие соборы —Но на путях боренья и трудаЖеланный день ещё придёт не скоро.Ещё шумит рекой широкой кровь,И норов, необузданный и дикий,В огне, в крови, в бореньях, вновь и вновьПокажет миру облик свой двуликий…
Под взором современника пытливымНе так ли в буре и трудах возникЭпохи нашей противоречивойМучительный и вдохновенный лик.
1942, Париж.Мой путь
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
