Михаил Филиппов - Готфрид Лейбниц. Его жизнь, общественная, научная и философская деятельность

Кроме вопроса о происхождении брауншвейгского дома, Лейбницу было поручено еще одно дело: он, где возможно, зондировал почву для подготовки церковной унии между протестантским и католическим миром. Ганноверский двор был особенно склонен к этому проекту, в то время бродившему в умах. Тридцатилетняя война показала, какое глубокое унижение должна была испытать Германия благодаря своей политической и религиозной жизни. Идея политического единства росла параллельно с планами церковной унии. В Ганновере этому проекту способствовали семейные обстоятельства: вдова обратившегося в католичество Иоганна Фридриха была ревностная католичка, царствующий герцог Эрнст Август – лютеранин, его жена София – кальвинистка. Герцог и жена его отличались веротерпимостью. Политические обстоятельства примешивались к религиозным. До Нимвегенского мира Эрнст Август был противником Людовика XIV; с этих пор наступает крутой перелом, и тот самый герцог, который покровительствовал Лейбницу как автору «Христианнейшего Марса», теперь искал случая сблизиться с Людовиком XIV. Идея церковной унии все больше привлекала его как одно из лучших средств сблизиться с Францией. Герцогиня София, одна из образованнейших женщин своего времени, значительно влиявшая на мужа, считала Лейбница наиболее подходящим деятелем, способным совершить эту великую церковную реформу. Как большая часть тогдашних высокопоставленных лиц, София получила почти французское воспитание; она прекрасно писала по-французски, впрочем, так же и по-латыни и еще на нескольких языках, и была во многом сходна с тогдашними французскими учеными дамами. Она была не так серьезно образована, как ее старшая сестра Елисавета Богемская (ученица Декарта), но превосходила сестру самостоятельностью ума и здравым смыслом. Француз Шевро так увлекся ею, что назвал герцогиню первым «прекрасным умом» своего времени. Как высоко ценила герцогиня Лейбница, видно из ее писем. В одном письме она пишет философу по поводу его новогоднего приветствия: «Ваши поздравления для меня приятнее поздравлений королей». Герцогиня доверила Лейбницу умственное воспитание своей единственной дочери, также Софии, впоследствии жены бранденбургского курфюрста и первой прусской королевы. О церковной унии герцогиня также переписывалась с Лейбницем. «Христос рожден женщиной, – писала она, – и, быть может, женщине суждено объединить две церкви».

Ганновер был с лютеранской стороны центральным местом, откуда исходили проекты унии: герцогиня София, Лейбниц и картезианец аббат Моланус должны считаться главами этого движения. Во время пребывания Лейбница в Ганновере между ним и аббатом в присутствии герцогини часто велись длинные препирательства и беседы на религиозно-философские темы. По утрам обыкновенно герцогиня гуляла в своем Герренгаузенском саду с придворными, и здесь светские разговоры перемешивались с обсуждениями самых отвлеченных вопросов религии и философии. Нередко придворные спорили между собою и избирали Лейбница третейским судьею. Он отличался беспристрастием. Однажды аббат Моланус пытался доказать по Декарту бытие Божие. Герцог и герцогиня сочли его доказательства малоубедительными и обратились к Лейбницу. «Надеюсь, Вы, как друг, меня не выдадите», – сказал аббат Лейбницу, но последний решил, что доказательства аббата весьма слабы. Нет никаких сомнений в том, что во время таких прогулок Лейбниц нередко излагал основные начала своей философии. Однажды, опровергая мнения английского богослова Самуила Кларка, Лейбниц отстаивал теорию индивидуальности. Кто-то из придворных заметил, что Кларк совершенно прав и что действительно в природе нетрудно указать примеры двух и более индивидуумов, совершенно неразличимых между собою. Лейбниц оспаривал это. «Вот, например, – сказал он, – я утверждаю, что из многих миллионов листьев в этом саду нельзя найти даже двух, совершенно одинаковых». «Попробуем», – сказала герцогиня, и тотчас придворные принялись срывать древесные ветки с листьями, с помощью садовников нанесли огромные корзины листьев и начали сравнивать, подыскивая два совершенно одинаковых листа. Лейбниц без большого труда указывал различия, которых не замечали другие.

Мысль об унии занимала Лейбница уже потому, что его собственные взгляды стояли выше тех религиозных споров, которые велись между католиками и протестантами. По его собственным словам (в одном из писем к герцогу Эрнсту Августу), он ценил в римской церкви ее традицию, но не мог согласиться с ее догматическими основами, во многом противоречащими разуму.

С разных сторон были сделаны попытки обратить Лейбница в католицизм: мы уже упоминали о стараниях парижских янсенистов и придворных Людовика XIV. Теперь, когда Ганновер взял на себя инициативу унии, многие католические проповедники сочли своей миссией «обратить» ганноверского философа. Особенно любопытны старания сестры герцогини, монбюиссонской аббатисы, которая прислала свою доверенную Бринон в Ганновер специально для того, чтобы «обратить» герцогскую чету и Лейбница. Лейбниц был в дороге, и герцогиня написала ему о Бринон: «Это – монахиня, которую считают чрезвычайно умной. Ее красноречие необычайно, потому что она говорит без умолку». Об этом эпизоде не стоило бы упоминать, если бы за спиной аббатисы не стоял первый тогдашний богослов Франции, знаменитый Боссюэ, с которым Лейбниц впоследствии вступил в переписку. То же Монбюиссонское аббатство сблизило Лейбница с известным Пеллиссоном, который из кальвиниста стал рьяным католиком и с назойливостью ренегата пытался заставить других последовать своему примеру.

В самом Риме были голоса за и против унии. Во время своего путешествия (1687—1690) Лейбниц посетил в Вене епископа Нейштадтского. Епископ показал ему документы, из которых Лейбниц убедился, что сам папа, многие кардиналы и генералы орденов, в том числе генерал иезуитов, были чрезвычайно расположены к унии. Когда Лейбниц прибыл в Рим, он на месте легко убедился, что итальянский кардинал Спинола де Лука был ревностным сторонником унии, тогда как французский кардинал д'Эстрэ и слышать не хотел о ней, – во Франции незадолго перед тем был издан варварский Нантский эдикт, имевший целью искоренить гугенотов. Во время путешествия Лейбница Людовик XIV начал новую войну против империи, якобы с религиозной подоплекой, а французские богословы в свою очередь затеяли поход с целью доказать превосходство католицизма.

Бывший кальвинист Пеллиссон наметил издать книгу «О религиозных различиях», в которой выставил католицизм как «утверждение» веры, а протестантизм – как «отрешение» ее. По уверению Пеллиссона, вера невозможна без авторитета церкви, а авторитет непогрешим. Протестантизм есть отрицание веры, это не религия, а индифферентизм. Это сочинение было передано аббатисой монбюиссонской в Ганновер, – аббатиса была в родстве с герцогским домом. Лейбниц написал свои «замечания», которые через монахиню Бринон передал Пеллиссону. Замечания эти любопытны: это чуть ли не первая (в Германии) красноречивая зашита начала религиозной терпимости. Лейбниц смело и открыто защищает вполне гармонирующий с его философией принцип индивидуального, субъективного убеждения, который он противопоставляет внешнему принудительному авторитету. Два года (1690—1692) продолжалась переписка Лейбница с Пеллиссоном и прервалась лишь смертью Пеллиссона.