Заложница страны Свободы. 888 дней в американской тюрьме - Мира Тэрада
– Привет! Меня зовут Грэг. Я американский маршал и буду тебя сопровождать в Америку. Мы можем говорить о чем угодно, кроме твоего дела. Хоть всю дорогу.
После финских траурных лиц его улыбающаяся физиономия меня сразу расположила. Хотя я жила в Америке и должна была привыкнуть к подобной этике поведения в США. Но контраст был такой разительный, что во мне даже родилась какая-то надежда. Тем более в свое время мне нравилось жить в Америке, я принимала их менталитет. Если на моем пути встретится еще несколько таких «грэгов» в форме, то не все потеряно. Тем более мой потенциально бывший муж, имевший обширный опыт общения с полицейскими, говорил, что мне не могут дать больше шести месяцев. Не то чтобы я ему верила, но если он в чем-то и разбирался, так это в насилии и в американских законах.
Грэг был не единственным моим сопровождающим – позднее у трапа к нам присоединились еще два маршала: они оба были мужчины. «Минуточку! А где женщины? Хоть одна! Это же нарушение», – подумала я. Мне хотелось закричать, представляя все грядущие обыски, походы в туалет и прочие неприятные процедуры, которым подвергаются заключенные. Оба мужчины были афроамериканцами, на этом их сходство заканчивалось. Один из них был немолод, он все время что-то писал, рылся в каких-то документах, фиксировал и выглядел как «мозговой центр» команды. Другой же, напротив, был молод и скорее походил на «мышечный центр» команды. Он следил за своим питанием, количеством потребляемого белка, сном и за мной, конечно. Я должна была находиться все время в буквальном смысле слова в окружении этих мужчин: один – слева, другой – справа, третий – либо впереди, либо сзади меня, в зависимости от моего местоположения.
Представители Криминальной полиции Хельсинки предупредили маршалов о том, что меня запрещается заковывать в наручники в соответствии с европейским законодательством. Но как только я была доставлена к трапу и финские власти скрылись из поля зрения американских представителей, на меня надели наручники, а сверху замотали их моей же фланелевой рубашкой. «Никому не говори, что ты в наручниках», – все так же улыбаясь, сказал мне Грэг. У меня забрали все вещи, паспорта, ключи от дома, телефон – всё. Я летела на другой континент без каких-либо средств коммуникации, с одним комплектом одежды, которая была на мне. У меня было много мыслей, что я могу сделать. Громко возмущаться, свидетельствуя о нарушении правил перевоза. Но уроки Хэты не прошли даром. Я уже знала, что каждое мое слово, взгляд, поступок и жест будут отображены в моем деле, они могут быть и будут использованы против меня. А я не хотела давать повода закопать меня еще глубже.
Грэг взял на себя роль «коммуникационного центра». Всю дорогу он не умолкал, рассказывал мне истории, шутил. Он явно и сам не желал, чтобы я как-то привлекала всеобщее внимание, усложняла ему работу. Чтобы я не задала все тот же логичный вопрос, где все-таки женщина-маршал. И да, у меня были вопросы. Но я рассуждала рационально. Цель – не задать вопрос, а то, к чему это приведет. Ну спрошу я про женщину-маршала – как это изменит мое положение на данный момент? Она не появится волшебным образом здесь и сейчас. Нагнетать обстановку не в моих интересах.
Перелет в США был с пересадкой в Амстердаме. Шел дождь, рейс до Вашингтона был задержан. Мы провели в аэропорту более пяти часов. Как выяснилось, американская сторона не договорилась с Нидерландами о приеме заключенной для обеспечения надлежащих условий перевозки. Я сидела в зале ожидания международного аэропорта среди самых обычных людей. Это было настоящим счастьем после полугода в тюрьме строгого режима. Огромные пространства зала ожидания, посадочные и взлетные полосы после нахождения в крохотной камере казались целым миром. Дыхание захватывало, а голова кружилась от запахов духов, кофе и свежей выпечки. Мы провели в аэропорту около пяти часов. Грэг купил мне колу. Мою первую колу с момента задержания, спустя почти полгода. Соломинки как элемента роскоши не предполагалось, так что я поднимала руки, обвитые наручниками под фланелевой рубашкой, и жадно пила ее. Это была самая вкусная кола в моей жизни. Объявление с просьбой пройти на посадку. Я не верю, что еще немного – и я покину континент, где родилась, где провела столько счастливых времен, пережила столько счастливых событий, путешествий, где все такое родное и знакомое. Покину на неопределенный срок…
Проходим на посадку, сотрудники авиакомпании отказывают в моей посадке на рейс. «Вот оно! Вот оно, долгожданное спасение», – кричит мой внутренний голос, сердце бешено стучит, в голове несутся картинки моего счастливого возвращения домой и воссоединения с родными и близкими. «Билет приобретен на имя Оксаны Вовк, а паспорт выписан на имя Миры Тэрада. Мы не можем посадить вашу заключенную на наш рейс. Мисс Тэрада не полетит в США», – строго сказала сотрудница авиакомпании. «Да-да!» – кричат мои глаза. Говорят, Бог приходит к нам через других людей. «Вот она, справедливость», – думалось мне. Однако лучезарная улыбка Грэга волшебным образом исчезла с его лица, а его голубые глаза превратились в две острые льдинки. Он подошел ближе к девушке и начал что-то очень тихо ей говорить, я почти не могла разобрать движения его губ. Строгое и уверенное лицо девушки сменила маска озабоченности, беспокойства и неуверенности…
Я сижу в окружении моих надзирателей в хвосте самолета, пристегнутая наручниками к Грэгу. Меня покормили. Грэг позаботился, чтобы меня покормили в соответствии с моей вегетарианской диетой. Он посоветовал мне пить побольше газированных напитков, потому что в тюрьме их не предвидится. Поэтому я налегаю на имбирный безалкогольный эль и минералку. Я и Грэг превратились в сиамских близнецов. Стоит ли упоминать, что Грэг стал моим спутником и в кабинку туалета. Я решаю не спать, чтобы не доставлять ему удовольствие совместного отдыха. Да и перспектива заснуть на плече у моих мучителей совершенно не радует, не готова я оказаться уязвимой рядом с ними, хоть и в окружении других пассажиров. За время этого путешествия я делаю вывод, что люди не замечают того, что происходит у них под носом, – наручники мои они не заметили. Или не хотят замечать. Как, по всей видимости, и страданий на моем лице в результате того, что
