Берта Порозовская - Мартин Лютер. Его жизнь и реформаторская деятельность

Недостаток места не позволяет нам подробнее остановиться на этом замечательном произведении, в котором реформатор с ловкостью настоящего дипломата сумел разбросать приманки для всех сословий. В сущности программа Лютера мало отличается от предложений чинов на Аугсбургском и других сеймах. Но новое обоснование старых требований, искренний и вдохновенный тон автора придавали его произведению особенную значительность. Голос одного человека всегда слышнее в толпе. Поэтому нетрудно представить себе тот исступленный восторг, который вызвало “Послание к дворянству” во всех слоях общества. Все сословия находили в предлагаемом здесь плане преобразований свои выгоды. Высшему духовенству этот план развязывал руки, освобождая его от тягостной опеки римской курии, владетельным князьям и могучим дворянам возвращал права покровительства над духовными ленами, обедневшим дворянам средней руки давал право на богатые духовные имения, пожертвованные некогда их предками в пользу монастырей, а с низшего сословия слагал разом невыносимое бремя поборов в пользу папской казны. Лютер сразу сделался народным героем, немецким пророком. Даже те, которые раньше пугливо отворачивались от него как от еретика, теперь были увлечены, покорены его патриотическим тоном.

Если “Обращение к дворянству” заключало в себе программу церковной и общественной реформы, то в вышедшем вслед за тем латинском сочинении “О вавилонском пленении церкви” Лютер подвергает радикальной реформе догматическую сторону католицизма. Лютер сокращает число таинств и указывает их истинное значение. Он признает только три таинства – крещение, причащение и покаяние (впоследствии он сохранил только первые два). Относительно причастия он требует, чтобы оно совершалось под обоими видами, и отвергает католическое учение о транссубстанции, настаивая на буквальном смысле слова: сие есть тело мое и так далее. Брак он считает гражданским установлением, а требования чувственности признает вполне законными, причем с почти античной непринужденностью допускает даже в некоторых случаях возможность бигамии. Впрочем, эти вольности, вызвавшие большие нарекания, были вычеркнуты из позднейших изданий.

Эти два сочинения завершают разрыв Лютера с римской церковью. Хотя в глазах многих современников и отчасти в его собственных разрыв с папством все еще был яснее, чем разрыв с самой церковью, но люди более проницательные не могли не заметить теперь, что Лютер восстает уже не против одних только искажений догмы и злоупотреблений курии, но против самих основ и сущности римского католицизма. В то же время изменился и сам характер борьбы с Римом. Если вначале реформатор только желает указать душам истинный путь к спасению и сражаться за свое учение лишь с помощью слова, то теперь он ждет уничтожения антихристианских установлений уже не от самой церкви, а призывает к этому светскую власть с ее внешними средствами. В этой стадии своего развития Лютер является не только реформатором, но и революционером, хотя, конечно, слово “революционер” не следует понимать в современном смысле этого слова. Революция, которую проповедовал он, должна была начаться не снизу, а сверху, так как он хотел, чтоб реформу церкви взяло в свои руки само правительство.

А что же делал в это время Рим? Почему церковь, до сих пор не стеснявшаяся с еретиками, медлила обратиться к своему последнему и неотразимому аргументу – к церковному отлучению и проклятию? Объясняется это очень просто. Дело в том, что внезапная смерть Максимилиана, последовавшая в 1519 году, и обусловленное ею междуцарствие доставили курфюрсту Фридриху первенствующее значение в Германии, а этот государь так открыто выказывал свои симпатии к еретику-монаху, что римским политикам волей-неволей приходилось сдерживаться. Однако после Лейпцигского диспута Лютер так быстро и решительно порывал одну за другой все нити, связывавшие его с Римом, что дальнейшая снисходительность становилась уже опасной. Доктор Экк сам поехал в Рим, чтобы выхлопотать буллу против своего противника, и сам же имел бестактность привезти ее в Германию. Но оказалось, что Рим перехитрил: благоприятное время было упущено, булла явилась слишком поздно.

Книга “О вавилонском пленении церкви” вышла в свет в начале октября, но Лютер уже раньше знал, что Экк приехал с буллой против него: 21 сентября она была уже открыто вывешена в Мейсене. Папа, осудив учение Лютера как еретическое, давал ему 60 дней сроку, чтобы одуматься и отречься от этого учения. В то же время Мильтиц – видимо, уже на свой страх – не переставал хлопотать о мирном соглашении. Он уверял Лютера, что если он напишет папе, что ничего не имеет против его личности, то последний возьмет буллу назад. Чтобы исполнить желание друзей, Лютер согласился на этот шаг, хотя и не придавал ему никакого значения. Открытое письмо к Льву X было помечено числом, предшествующим обнародованию буллы, как будто он и не знал о ее существовании, но по своему содержанию и тону не имело уже ничего общего со смирением. Оно является скорее прощальным посланием, чем попыткой к примирению. Правда, Лютер уверяет, что никогда не говорил против личного характера и нравов Льва X, что было действительно верно; но в то же время он высказывает ему прямо в лицо самые резкие упреки по поводу образа действий папского престола. Он сам, папа, – говорит Лютер, – должен признаться, что этот престол хуже и гнуснее Содома и Гоморры. Лютер уверяет, что желает папе всего лучшего, но именно поэтому советует ему отказаться от своей власти и удовольствоваться маленьким приходом или жить доходами со своего отцовского наследия.

К этому письму Лютер присоединил небольшую, только что вышедшую из-под его пера книжку под заглавием: “О свободе христианина”. Это не полемическое сочинение, а небольшой богословский трактат, предназначенный для массы. Для последней Лютер излагает здесь всю “сумму христианской жизни”. Он выставляет два внешне противоречащих друг другу положения: 1) христианин есть свободный властелин над всем и никому не подчинен, и 2) христианин всем слуга и всякому подчинен. Дело в том, что христианин вмещает в себе двоякое естество – духовное и телесное. Верой в Христа, а не добрыми делами, этот внутренний духовный человек достигает спасения, и оправданный таким образом христианин не нуждается уже ни в каких внешних актах, ничто не может ему повредить и он сам становится господином всего. Но христианин не только “духовный и внутренний” человек, но и телесный и наружный, поэтому он должен смирять свою плоть и творить добрые дела; и как Христос, живя среди людей, уничижал себя и служил людям, так и он должен сделаться рабом людей и служить им не ради спасения, чтоб угодить Богу, ибо спасение дается только верой, а добровольно, в силу любви, проистекающей из веры.